Спальня королевы - Бенцони Жюльетта

Но Сильви не позволила разгореться этой безумной надежде. Что делать приспешнику кардинала во владении Вандомов, заклятых врагов его высокопреосвященства? К тому же карета свернула на дорогу, обходящую Ане стороной. И Сильви не удалось сдержать глубокого вздоха. Его ужасный Лафма расшифровал без труда.

— Нет, мы не поедем к вашим дорогим благодетелям! Вспомните, что я вам говорил вчера? Я вас везу домой… мадемуазель де Валэн!

Ценой невероятного усилия Сильви удалось сохранить спокойствие.

— Меня зовут Сильви де Лиль.

— Нет. И вам это отлично известно. Не слишком давно, вынужден это признать, но все-таки вы об этом знаете…

— Это кардинал вам об этом рассказал? Я смотрю, он не терял времени.

Лафма смотрел на нее с улыбкой кота, собирающегося полакомиться молоденькой мышкой.

— Нет, его высокопреосвященство не посвящал меня в ваши секреты. Я подозревал это с того самого дня, как встретил вас вместе с герцогиней Вандомской на площади Трагуарского креста. Ваше лицо, пусть даже сходство было очень отдаленным, напомнило мне другое… То, которое я так любил и так и не смог забыть! Видите ли, Сильви, я любил вашу мать еще до того, как ее выдали замуж за этого олухаде Валэна. Воспоминание о ее красоте невозможно стереть из памяти…

— Но она не любила вас. И это меня не удивляет! Ваш возраст тут ни при чем! Есть такое уродство, уродство души, к которому невозможно привыкнуть. К несчастью тех, кого это уродство поражает, оно отражается и на их лице.

Желтые глаза превратились в узенькие щелки, а улыбка преобразилась в гримасу. Это выглядело как-то естественней. Лицо гражданского судьи Парижа не было создано для того, чтобы любезничать и очаровывать.

— Разве красота для мужчины что-нибудь значит? Да и возраст тоже? Достаточно быть богатым и могущественным. И тогда даже самые красивые женщины покорятся вам. Что они сами об этом думают, значения не имеет. Ведь их уже выбрали. Я выбрал Кьяру Альбицци… А Мария Медичи, толстая флорентийская шлюха, отдала ее другому.

Это неожиданное проявление ненависти навело Сильви на грустные размышления о ее собственном печальном будущем. Ей пришла в голову ужасная мысль, и она высказала ее лишенным выражения голосом:

— И именно вы ее и убили!

Это прозвучало не как вопрос, а как утверждение. Простая констатация факта. И еще горе и страх. Лафма даже не попытался отрицать. Он чувствовал себя достаточно сильным, чтобы обходиться без маски:

— Да. И с тем большей радостью, что перед этим она стала моей…

Молодая девушка закрыла глаза. Она понимала теперь, что находится во власти демона и ей следует оставить пустые надежды. С острым сожалением она вспомнила о склянке с ядом, спрятанной в балдахине ее кровати в Сен-Жермен. Почему она не взяла ее с собой? По крайней мере, ей бы удалось избежать уготованной ей малоприятной участи…

Сильви даже не пыталась молиться. Разве думают о боге в тот момент, когда за вами вот-вот захлопнутся двери ада?

Ей не пришлось спрашивать названия замка, к которому они подъехали чуть позже. Хотя Сильви не бывала здесь очень много лет, она сразу догадалась, что перед ней Ла-Феррьер. В ней проснулись воспоминания раннего детства. И вместе с привычной обстановкой она увидела и лица. Когда они переезжали по подъемному мосту, который теперь никто не осмеливался поднимать из-за его ветхости, перед ней молнией сверкнуло видение. Служанки отправляются стирать белье, нагруженные тяжелыми корзинами. Прелестная женщина, должно быть, ее мать, читает в саду или идет в часовню к мессе. Сильви снова видела Нуну, огромную, добрую женщину. Она берет малышку Сильви за руку и ведет ее гулять. А потом вдруг подхватывает на руки и начинает осыпать поцелуями ее щечки. И Сильви устраивается на ее большой, такой удобной руке, чтобы обозревать окрестности и людей с более высокой точки. И вместе с этими воспоминаниями в ней всколыхнулась нежность, спрятанная глубоко, глубоко в сердце, и поглотила ее. Сильви вспомнила двух детей, старше, чем она сама, ее брата и сестру. Их облик со временем слился с Элизабет и Франсуа Вандомскими…

Итак, как и обещал, Лафма действительно привез ее домой. Вернее, туда, где когда-то был ее дом. Но на самом деле он обманывал ее. Ведь замок отдали человеку, носившему такое же имя. Вот так, запросто, как будто все происходившее было совершенно естественно. Словно восстанавливался справедливый порядок вещей или исправлялось недоразумение. Но ведь это не так. Ла-Феррьер никогда не принадлежал никому с такой фамилией. Персеваль уверял ее, что название замка происходит из глубины веков.

И разумеется, когда карета остановилась, рядом с дверцей тут же очутился Жюстен де Ла Феррьер, которого Силь-ви ненавидела. Барон протягивал ей руку, собираясь помочь выйти из кареты. Она не пожелала принять его помощь, но он ничуть не рассердился, а лишь наградил ее насмешливым взглядом. И Сильви тут же взорвалась.

— Не хотите ли объяснить мне, что я здесь делаю? — громко воскликнула девушка, обращаясь к гражданскому судье Парижа. — Теперь это не мой дом, и вы это отлично знаете!

— Верно, но очень скоро замок станет вашим. Его высокопреосвященству пришло в голову, что вам очень опасно возвращаться ко двору, тем более под вымышленным именем.

— Это имя, данное мне герцогом Вандомским. И мне совершенно нечего делать в чужих владениях…

— Через несколько часов вы станете здесь хозяйкой. Я привез вас сюда, чтобы выдать замуж. Сегодня же вечером вы обвенчаетесь с бароном де Ла Феррьером… Согласно приказу кардинала! — добавил Лафма, чтобы прервать запротестовавшую было Сильви. Но заставить эту малышку замолчать, когда ей хотелось говорить, было делом невозможным.

— Вы лжете! Его высокопреосвященство обещал мне, что об этом браке не может быть и речи. Он знает, что я этого не хочу.

— Не могли бы мы обсудить эти вопросы внутри? — вмешался барон. — Погода довольно прохладная, и дождь начинается.

Он говорил правду, и войти в дом было лучше всего. Сильви быстро огляделась и поняла, что сбежать из этого замка практически невозможно. Ей на мгновение вспомнилась маленькая девочка с босыми ножками, неуверенно ковылявшая по лесу навстречу лучшей участи, и Сильви сказала себе, что крошке просто повезло. На этот раз удача оказалась не на ее стороне. Кроме Исаака де Лафма и барона де Ла Феррьера, были еще слуги, чьи лица не вызывали никакого доверия, две солидные матроны — судя по всему, горничные, и, наконец, всадники эскорта, все еще остававшиеся в седле, неподвижные и безразличные, как конные статуи. С тяжелым вздохом Сильви вошла в дом своих предков и позволила отвести себя в большой зал, где как раз накрывали на стол. А из кухни доносился запах свежеиспеченного хлеба и жареного мяса.