Жажда возмездия - Бенцони Жюльетта

– Будьте милосердны, монсеньор! Делайте со мной, что хотите, бросьте в тюрьму, пошлите на эшафот, но прекратите этот ужас! Я не вынесу, если он умрет!

Наступило молчание, которое нарушало лишь взволнованное дыхание молодой женщины. Монсеньор Нанни склонился над ней, чтобы как-то подбодрить, но герцог остановил его, затем сам медленно подошел к Фьоре:

– Вы так его любите? Тогда зачем был нужен Кампобассо?

– Чтобы отомстить... и чтобы отдалить его от вас, от человека, ради которого Филипп готов на все. От меня ему нужны были только деньги для вашей армии... и одна ночь.

Карл наклонился, взял ее руки, которые она упорно не отнимала от лица, затем осторожно поднял на ноги.

– Вы ненавидите меня, ведь так?

Она тут же ответила, глядя своими серыми глазами в темные глаза принца:

– Да. Не будь вас, я была бы счастлива.

– Не будь меня, вы бы его даже не узнали! Зачем бы ему было ехать во Флоренцию? А теперь идите к себе и молитесь! Случается, что господь исполняет молитвы... Что до дуэли, я не могу даже отсрочить ее: оба противника откажутся!

Когда легат за руку подвел ее к двери, Фьора обернулась:

– Можно мне, хотя бы... поговорить с ним?

– Если он согласится, я не буду возражать. А что мне делать с Кампобассо, который постоянно требует свидания с вами?

– Ни за что на свете! Я бы хотела... больше никогда его не видеть! И благодарю вас за то, что вы позволили поговорить с Филиппом.

Они были наедине в молельне герцогинь Лотарингских, небольшом помещении из серого камня, которое бургундец успел отделать синим с серебром и украсил чудесной статуей Девы Марии, а также другими святынями, перед которыми до прихода Фьоры на коленях молился Филипп.

При звуке открывающейся двери он поднялся.

– Я не хотел встречи с вами, – тихо проговорил Селонже, и в его голосе Фьора почувствовала усталость. – Но герцог настоял, не объяснив причины своей настойчивости.

– Об этом его попросила я сама. Я хотела вас видеть... до того, как... о, Филипп, вы ранены!

На его правом виске действительно была неглубокая рана, которая уже начала заживать. Но Филипп пожал плечами:

– Если вы собираетесь говорить об этой царапине?..

– Немного и об этом, но больше о дуэли, которая так меня пугает. Разве вам так необходимо драться?

– С вашим любовником? Надеюсь, что я убью его. Я на пятнадцать лет моложе, а эта пустячная рана мне не помешает. Вы сказали, что боитесь? Тогда вы должны понимать, что, явившись сюда, чтобы просить за него, вы только увеличиваете мое желание расправиться с ним!

– Просить за него? – возмутилась Фьора. – Такая мысль мне даже не приходила в голову! Меня мучает только то, что может случиться с вами!

– Вы слишком добры, но побеспокойтесь лучше за этого паяца, потому что я не намерен его щадить, а ему это будет явно не по душе. Ведь всем известно, что кондотьер очень бережет свою жизнь, чтобы в старости насладиться теми благами, которые он приобрел за годы наемничества.

– Я умоляла герцога помешать этой дуэли!

– А он, наверное, рассмеялся вам в лицо! Неужели вы думаете, что я смогу вынести, когда кто-то приходит ко двору моего принца и требует мою жену как свою собственность?

– Вашу жену? – с горечью проронила Фьора. – Я была ею для вас лишь в течение нескольких часов, но вы никогда и не собирались и дальше жить вместе со мной. Вы думаете, мне не известно о брачном контракте, который вам удалось вырвать у моего отца? С помощью каких уловок – отнюдь не достойных рыцаря – вы одержали свою победу... Во всем мире это называется шантаж!

– Я хотел добиться вас любой ценой, даже с помощью самых низких средств...

– Как раз так вы и поступили!

Селонже отвернулся, чтобы не встречаться глазами с ее взглядом, горевшим презрением к нему.

– К своему стыду, я должен это признать, но вы свели меня с ума!

– Я или мое состояние?

– Думаю, я доказал, что люблю только вас!

– Доказали это мне? Вы считаете, что для этого было достаточно одной ночи, после чего вы скрылись, словно вор, не задавая себе вопроса, в каком положении я осталась. Вы забрали с собой вексель и прядь моих волос. В этом состояла ваша победа...

– Я вернулся во Флоренцию, – попытался оправдаться Филипп.

– Вы это уже говорили, и это ничего не означает. Глядя на то, как горит мой дворец, вы удовлетворились первой услышанной от незнакомого человека историей, вздохнули и уехали. Я не уверена, что это не был вздох облегчения. Вы уехали вдовцом, и перед вами открывалось новое будущее.