Кинжал с красной лилией - Бенцони Жюльетта

Лоренца почувствовала у себя на шее ледяную руку смерти. Только Господь Бог знает, что наговорила судьям злобная гарпия, но, уж конечно, ее слова были не в пользу Лоренцы. И если судьи верят ей, то Лоренца обречена. Безысходность ситуации пробудила в девушке отвагу.

— Она не единственная моя родственница, — заявила она. — У меня есть другая, неизмеримо выше нее, потому что Ее Величество королева Франции — моя крестная мать.

— Вы в родстве с Ее Величеством по крови, но не по закону, а это большая разница.

— В земном мире, может быть, и есть какая-то разница, но не в небесном перед лицом Господа. Только ему ведома вся правда...

— Мы тоже надеемся ее узнать. Извольте ввести в зал суда вышеозначенную даму. И без промедления.

Секунду спустя в зал, как будто на сцену, совершила выход донна Гонория. Все затаили дыхание, и она, запыхаясь и еле передвигая ноги, направилась в центр комнаты среди полнейшей тишины. Вся в черном, она шла, опираясь на палку, поддерживаемая одной из камеристок Марии де Медичи. Маленькими шажками синьора Даванцатти доплелась до кресла, которое поставили ей неподалеку от подсудимой и напротив судей. В руке она держала большой белый платок с черной каймой и то и дело отирала им лицо, которое за это время пожелтело еще больше. Казалось, в любую секунду она отдаст Богу душу. Ответив неопределенным кивком на приветствие прево, она тяжело опустилась в кресло и с такой страстью впилась в нюхательную соль, флакон с которой подала ей камеристка, что расчихалась до слез.

— Мадам, — обратился к ней с поклоном прокурор. — Извольте посмотреть на ту, что предстала сегодня перед нашим судом, и скажите, действительно ли это ваша племянница.

— Да, это моя племянница, на мое несчастье и на несчастье всей нашей семьи, для которой она стала стыдом и позором. Но я давно знала, что такое может случиться, и по этой причине решила сопровождать ее во Францию... надеясь своими слабыми силами помешать ей навредить себе... хотя меня одолевают тяжкие болезни... и я от них едва не скончалась во время невыносимо тяжелого переезда... Вы и представить не можете, как...

— Напротив, мы все себе прекрасно представляем, мадам, и просили бы вас вернуться к тому предмету, который нас сейчас занимает. Вы сообщили Ее Величеству королеве, которая довела это известие и до нашего сведения, что вы будто бы присутствовали при убийстве маркиза де Сарранса, который благодаря свершившемуся брачному союзу стал вашим племянником...

Услышав это заявление, которое отнюдь не молодило Гонорию, так как маркиз Гектор был старше нее, она так скривилась, что Лоренца чуть было не рассмеялась, хотя уж кому-кому, а ей было вовсе не до смеха.

— В ту ночь, после того как новобрачную проводили в спальню и все дамы удалились, я по-прежнему оставалась в доме.

— Не может такого быть, — возразила Лоренца. — Маркиз приказал, чтобы в эту ночь в особняке не было никого, кроме него и меня. Он удалил даже слуг и не разрешил быть со мной никому из моего окружения. В особняке не было ни единого человека, кроме тех, кто, напившись, не мог подняться на ноги. Я уточняю, что и донна Гонория должна была после венчания вернуться в Лувр.

— А я утверждаю, что вместе с другими дамами пришла в особняк де Сарранса и, когда они удалились, спряталась в одной из спален.

— Для чего вы это сделали? — удивился прево. — Вы хотели убедиться в осуществлении брачных отношений?

— Нет. Я опасалась за бедного де Сарранса... Вы, возможно, не знаете, но до приезда во Францию эта девица была обручена, однако в канун венчания ее жених после пирушки, на которой он распростился со своей холостой жизнью, был заколот кинжалом. И такая участь была уготована каждому, кто надумал бы соединить свою жизнь с этой змеей.

В зале поднялся шум, но прево восстановил тишину, пригрозив, что публику могут вывести из зала.

— Продолжайте, — обратился он к Гонории. — Стало быть, вы спрятались в спальне. И что же было дальше?

— После того как дамы ушли, мужчины продолжали пить и веселиться, а потом проводили супруга до дверей спальни и тоже разошлись. Я воспользовалась тем, что никого не было, и покинула свое убежище, чтобы иметь возможность как можно лучше слышать...

— Что же вы хотели услышать? — спросил прокурор. — Поцелуи и ласки, которыми обмениваются новобрачные, не производят особого шума.