Возвращение повесы - Беверли Джо

Он поцеловал ее в губы и провел пальцами по волосам.

– У тебя чудесные волосы, но нынешняя мода требует особой укладки завитков. От этого ты будешь выглядеть совсем иначе. И вообще, со временем люди меняются, ведь это совершенно очевидно.

«Возможно, он прав, – думала Дженси. – Но почему же меня это не радует?» А потом она вдруг поняла.

– Саймон, ведь мне всю жизнь придется лгать. Ужасно неприятно…

Он снова ее поцеловал.

– Но ты хочешь остаться со мной?

Она прижалась к нему.

– Да, хочу.

– Тогда смирись, дорогая. Смирись с тем, что у нас с тобой будет тайна. – Он перекатился на нее. – Я тебя не отпущу, Дженси. Ни за что. Если придется, мы одолеем свору адских псов, но никогда не расстанемся.

Его поцелуи и слова опаляли, и она не в силах была противиться. Хотя внутренний голос говорил, что не надо этого делать, она целовала его и срывала с него одежду. А потом он задрал ее юбки и, приподнявшись, пристроился меж ее ног. В следующее мгновение они соединились, и это было восхитительно.

Расшнуровав лиф, Саймон целовал ее груди, а она поглаживала его обнаженные плечи и спину. Раз за разом устремляясь ему навстречу, Дженси мысленно повторяла: «Что может быть прекраснее? Что может быть прекраснее этого?»

– Ты моя! – прорычал он. – Ничто нас не разлучит. Ничто. Поверь. Верь мне всегда, моя жена, мое сокровище, мое сердце.

Дженси закрыла глаза и вздохнула. «Ты моя», – звучало у нее в ушах. И она знала: если Саймон сказал, что будет так, значит, именно так и будет.

Ее разбудил стук в дверь, и Дженси, открыв глаза, увидела, что уже яркий день. Саймон что-то проворчал себе под нос, но все же поднялся с кровати.

– Сейчас, минутку! – крикнул он, потянувшись к одежде.

Дженси давилась от смеха, но смех рвался из самого сердца, наполненного радостью. Наступил новый день – а им не надо расставаться!

– Это я, Хэл! – послышалось из-за двери. – Я уезжаю!

Саймон отбросил в сторону рубаху.

– Счастливого пути! Увидимся в Лондоне! – Послышались шаги – Хэл удалялся от двери.

Снова устроившись рядом с женой, Саймон с улыбкой сказал:

– Он хочет найти Стивена Болла. Если тот в Анкроссе, Хэл даст нам знать, а если нет, то поедет дальше, в Лондон. – Он поцеловал ее в лоб, в щечки, в губы. – Милая, ты прекрасна, как рассвет.

А потом он склонился над ней, и они снова вознеслись к вершинам блаженства.

Час спустя Саймон сказал:

– Если мы хотим выехать сегодня, надо встать и позавтракать.

– Но мы еще не приняли ванну. Я давно об этом мечтаю.

Он рассмеялся.

– Ты полагаешь, что иначе нас с тобой не примут в порядочном обществе? Что ж, ванна нам действительно не помешает. Но подозреваю, что в «Антилопе» – только крохотные ванны, а ведь нам придется долго отмываться.

Саймон выбрался из постели – восхитительно обнаженный, – и она безо всякого стыда любовалась им. Вытащив из саквояжа чистое белье, он проговорил:

– Хэлу пришлось оставить своих людей здесь – чтобы сторожили бумаги. Так что я отправлю Тредвела купить нам обоим что-нибудь из одежды.

Надев рубашку и штаны, Саймон вышел из комнаты. Дженси же снова легла и стала обдумывать ситуацию. Было очевидно, что все складывалось к лучшему. Во всяком случае, они не расстанутся. Да-да, все у них будет хорошо, потому что…

Она вздрогнула и рывком приподнялась. Ведь Саймон не знает про Хаскеттов!

Ее тошнило от собственной трусости, но она не могла ему сказать! После сегодняшней ночи она не представляла себе жизни без него, но главное – она видела, что он ее любит. Он боролся за то, чтобы сохранить ее, он обещал ее защитить. Он на самом деле ее любит!

Дженси выбралась из постели и отыскала в своем саквояже костяную коробочку – ту, которую Саймон подарил ей на корабле. Глядя на нее, она прошептала:

– Как же я смогу? Как смогу причинить ему такую боль?

В конце концов, Хаскетты не представляют для них опасности. Если все поверят, что она есть и всегда была Джейн Сент-Брайд, урожденная Оттерберн, то какое людям дело до Хаскеттов? Саймон согласился хранить все в тайне, и, следовательно, никто ничего не узнает.

Она сунула коробочку обратно в саквояж и сняла с себя то, что осталось от платья. Какое отвратительное тряпье! Пуговица на лифе вырвана, а юбка разошлась по шву. Конечно, платье – небольшая потеря, но в дальнейшем надо лучше готовиться ко сну.

Вытащив чистое белье, она невольно поморщилась. Прежде ей казалось, что это белье еще вполне можно носить, но теперь… Одна ночь на чистых простынях – и вся старая одежда кажется невыносимой. Хорошо, если Тредвел купит что-нибудь новое.