Ведьма из-за моря - Холт Виктория

Удивительно, как быстро молодежь приспосабливается к жизни! Не прошло и года, а мой дом уже не казался мне странным, чрезвычайное становилось обычным. Это, конечно не значило, что я забыла маму, я не забуду ее никогда. Я ходила на кладбище и клала цветы на ее могилу, а так как мне казалось несправедливым не обращать внимания на другие две могилы, я клала цветы и на них.

Конечно, на кладбище было похоронено много Касвеллинов, но эти три могилы были рядом, и мне жаль было первую жену отца, Мелани, и неизвестного моряка тоже. Чтобы как-то выделить мамину могилу, я посадила на ней куст розмарина для памяти. Когда я сажала его, мне в голову пришла мысль, что мама не потеряна для меня: она все время рядом со мной, особенно тогда, когда мне нужна ее помощь. Как бы на небесах ни было хорошо, она никогда не оставит меня одну. Я чувствовала, как она наблюдает за мной, охраняет от всякого зла. Эта мысль меня успокоила и, раз навестив, осталась, и мне снова стало хорошо.

Жизнь потекла по новому руслу. Уроки с господином Эллером, песни и танцы с Диконом занимали большую часть нашего времени. Мы ездили в Лайон-корт, но бабушка никогда к нам не приезжала, и мы не настаивали. Я знала, что она не хотела приезжать в дом, где раньше жила мама, и видеть новую жену отца, но я могла ездить к ней, когда хотела, и всякий раз меня сопровождала Сенара: мы даже подумать не могли, что расстанемся. Временами мы ссорились, конечно, но обе знали, что эти разногласия быстро разрешатся. Мы были очень разные по темпераменту: я была спокойная, серьезная, меня нелегко было рассердить, и я с удовольствием помогала людям. Временами Сенаре не хватало терпения дружить со мной, хотя она любила, когда я ухаживала за ней. Она была полна жизни и ненавидела уроки. Господин Эллер был в отчаянии от нее, но зато она играла на клавесине и лютне с большим чувством и вкусом. У нее был хороший голос, а танцевала она так грациозно, что было приятно на нее смотреть. Я была серьезная, любила читать, а Сенара ревновала меня к книгам. «Неужели это интереснее, чем говорить со мной?» — спрашивала она. И когда я отвечала, что интереснее, она пыталась вырвать книгу из моих рук. Я хотела заинтересовать ее тем, что читаю, но внимание ее быстро рассеивалось. Несмотря на эти различия, мы были счастливы друг с другом.

Так проходило время. Когда мне было тринадцать лет, умерла королева. Тогда я жила в Лайон-корте, был март 1593 года. Я помню мою подавленность, но не столько из-за смерти королевы, сколько потому, что мне пришла в голову мысль, что мои дедушка и бабушка уже старые, и если королева, которая казалась бессмертной, умерла, то могли умереть и они. Моя прабабушка Дамаск, которой дали имя в честь розы, умерла в очень преклонном возрасте, почти сразу же после смерти мамы. И для моей бедной бабушки это был двойной удар, ибо хотя она мало видела свою мать, потому что та жила в Лондоне, между ними существовала такая же связь, какая была между ней и дочерью. Смерть витала в воздухе.

— Смерть одна не приходит, — пророчески сказала Дженнет.

Мой дедушка, когда-то сильный морской капитан, больше не ходил в море. Ему было уже за семьдесят, а бабушке шестьдесят три. Он любил сидеть на мысу целыми часами, глядя на море и вспоминая, наверное, свои приключения. Ходил он с палочкой, потому что одна нога у него плохо сгибалась. Его громкий голос все еще не умолкал в доме, и бабушка продолжала браниться с ним, но я чувствовала, что они вели себя так не потому, что между ними была вражда, а потому, что хотели, чтобы все продолжалось, как раньше. Дяди — Карлос и Жако — часто бывали в Лайон-корте, когда не были в море: они сидели с отцом и говорили ему о своих последних «подвигах». Они были так преданы ему! Эдвина часто приезжала в Лайон-корт, и вместе с нею — ее сыновья. Дамаск собиралась замуж за одного из капитанов «Трейдинг компани». С грустью я поняла, как все изменилось.

В день, когда умерла королева, мы сидели за столом в большом зале, потому что в доме были гости: приехали жених Дамаск с родителями и еще несколько человек, служивших в компании. Разговор, естественно, был о королеве: о долгом ее правлении, о переменах, которые, конечно, повлечет ее смерть. Королева давно недомогала, и нам следовало бы подготовиться к этому печальному событию, но все думали, что она вечно будет править нами. Ведь всю мою жизнь люди говорили о королеве, как могли бы говорить о земле, и невозможно было вообразить Англию без нее.