Скромница в ловушке - Крейвен Сара

Апрель

Серьги были великолепными, таких она еще не видела.

Покоясь на черном бархате, бриллиантовые капельки словно горели изнутри, заставляя опасаться, не обожжется ли она, прикоснувшись к ним.

«Но они оказались холодными», – с легкой ироничной улыбкой подумала она, вдевая серьги в уши.

Холодные, как и остальные украшения, которые ей дарили в последние бесконечные месяцы. Холодные, как и дрожь где-то внутри ее, возникающая при мысли о предстоящем вечере. И возможных событиях после него.

Она вынула из коробочки кулон, еще один подарок, и подала Донате, своей горничной, чтобы та застегнула цепочку. Затем поднялась из-за стола, подошла к высокому зеркалу и встала перед ним, молчаливая и прямая, подвергая свое отражение критической, жесткой проверке.

На ней было черное, длиной до пола платье из шелковистого трикотажа, с длинным рукавом, присборенное под грудью и ниспадавшее мягкими складками. Глубокий вырез приоткрывал грудь, привлекая внимание к кулону.

Ни цвет, ни стиль платья ее не волновал. Но в нем ей можно было дать больше чем двадцать три года. Платье придавало ей изысканности, которой она не обладала. Но, как и многое в ее жизни, это был не ее выбор.

«И вообще, – с иронией спросила она себя, – когда такое случалось, чтобы марионетка сама выбирала себе костюм?»

Ее волосы были убраны наверх в искусно уложенный узел, и лишь несколько небрежных прядей касалось щек и шеи.

Она никогда не питала симпатии к Донате, девушке, вовлеченной в ее пустую и притворную жизнь и видевшей слишком многое. Но в мастерстве парикмахера ей нельзя было отказать. Впрочем, как и в осторожности. Что бы та ни думала о свадьбе ее хозяина, свои мысли она всегда оставляла при себе.

А вот макияж она сама научилась накладывать. Тени, подводка и тушь позволили ее серо-зеленым глазам, единственному, что претендовало в ней на красоту, почти мистически сверкать из-под темных ресниц.

Ее губы были цвета лепестков шиповника, сочетаясь с тоном лака на ухоженных ногтях. А на шее и в ушах сверкали, словно снег в солнечный день, бриллианты.

Раздался предупреждающий кашель Донаты, после чего последовал ее многозначительный взгляд на часы.

Пришло время для представления. Взяв вечернюю сумочку, она вышла из комнаты и направилась по галерее к лестнице, услышав, как на другом конце захлопнулась другая дверь.

Она остановилась, внимательно наблюдая, как он приближается к ней, высокий и стройный в элегантном вечернем костюме.

Он тоже остановился, взгляд его темных глаз скользил по ней, неспешно и всесторонне оценивая. Наконец резкий кивок показал – она заслужила одобрение. И наконец они начали спускаться по лестнице – на таком расстоянии друг от друга, чтобы ее рука едва касалась его рукава.

Когда они дошли до мраморного зала внизу, она услышала его тихое «Сегодня вечером» и ощутила, как слова эхом отдались в голове и затихли.

Июнь прошлого года

Конечно же его ждала западня. Он понял это в тот момент, когда, войдя в гостиную, увидел: бабушка ждет его не одна, как он надеялся. Синьора Лучино, ее дочь, сидела рядом с графиней Манзини, а на ее полном лице читалось неодобрение.

– Дорогая бабушка. – Он подошел к ней и поцеловал тонкие пальцы. – И тетя Доротея. – Последовал вежливый кивок, не слишком походивший на поклон. – Какой приятный сюрприз!

«Что ж, хотя бы по отношению к одному человеку это правда», – сухо подумал он. Он не ожидал встретиться лицом к лицу со старшей и наименее любимой сестрой его отца. Эта суровая женщина негласно взяла на себя управление большой семьей.

– Дорогой Анджело, – приветствовала его в ответ Козима Манзини, указывая, что он может сесть на диван напротив. – Ты хорошо выглядишь.

Ему показалось или тетя при этих словах тихо фыркнула?

– Спасибо, я в отличной форме. Но скорее по счастливой случайности, а не по разумности, как, наверное, хочется добавить тете Доротее.