Молчаливые звезды Гринвуда - Вулф Энн

– Но, тетя! – возмущенно запротестовала Ди. – Мы ведь идем не на прием к королеве Елизавете! Кому мешает моя футболка? Неужели нельзя поужинать в таком виде?

– Ди, дорогая, – мягко остановила ее тетя Герти, – вчера ты поужинала именно в таком виде, и я не сказала тебе ни слова по этому поводу. Но мне не хочется, чтобы Лайла думала, что тебе нечего надеть и потому ты ходишь в одном и том же, как голодранка…

– Я – не голодранка. И мне есть что надеть. Просто я не понимаю, к чему в маленьком городке подобные церемонии… Даже в Верроу к одежде относятся гораздо проще…

– Гринвуд – не Верроу, – повторила тетя Герти и указала Ди на лестницу, ведущую в ее комнату. – Очень прошу тебя, переоденься. Сделай тете приятное.

Ди вздохнула и поплелась наверх. От тети Герти так просто не отвертишься – порода Шерилов крепко пустила в ней свои корни… Придется переодеться. И все ради какого-то ужина, на который ей вовсе не хотелось идти.

Брокер сонно бормотал в клетке какие-то глупости про Гринвуд. Ди хотела было накрыть клетку полотном, но Брокер возмущенно выкрикнул:

– Гр-р-рэй!

– Дурак твой Гр-р-рэй! – передразнила попугая Ди и, бросив покрывало на стул, открыла все еще не разобранный чемодан.

Чем бы порадовать тетю Герти? Едва ли ей понравятся короткие джинсовые шорты с заплаткой на заднем кармашке… Фиолетовую рубашку мужского кроя она тоже вряд ли оценит. Так же как и желтую кофточку в аппликациях… Ди выбрала облегающую кремовую маечку, разрисованную коричневыми медвежатами, и бежевую юбку с запахом. Туфли на невысоком каблуке завершили этот образ очаровательной школьницы. Теперь душенька тети Герти будет довольна – племянница не опозорит ее в гостях…

Миссис Остин, как всегда, была воплощением любезности. Она оценила изменившуюся Диану и сделала комплимент, к которому с обычной иронией присоединился ее племянник.

– Да, Ди просто очаровательна. У меня вообще такое ощущение, что ей до сих пор семнадцать лет…

– Все время забываю, Грэй. Тебе тридцать или уже больше?

– Всего-навсего двадцать семь, Ди… Кстати, могу посоветовать хорошее лекарство для улучшения памяти. Что ты принимаешь, тетя Лайла?

– Думаю, Ди это вряд ли подойдет. У тебя проблемы с памятью, детка? Это бывает. Они свойственны и молодости, и старости. Недаром говорят – память девичья…

Одно очко в пользу Грэя. Только бы не дать ему вывести себя из равновесия. Кажется, именно этого он и хочет добиться. Не выйдет, Грэй Годри. Помяни мое слово, не выйдет…

– Только сейчас вспомнил, где я видел этих мишек, – рассмеялся Грэй, когда они сели за стол. Все трое окинули его удивленным взглядом. – Кофточка Ди в медвежатах, – объяснил он. – У меня точно такие же на детской пижамке. Помнишь, тетя Лайла?

– Ты все еще спишь в детской пижаме? – ехидно улыбнулась Ди.

– По крайней мере, я не хожу в ней по улице, – парировал ее выпад Грэй.

Ди скисла: два – ноль в пользу Грэя. Боевой дух, с которым она шла на ужин, куда-то улетучился, но Ди по-прежнему не собиралась сдаваться. Слишком уж явственно хохотали над ней нефритовые глаза Грэя, слишком уж больно кололась его белоснежная улыбка…

Грэй никак не мог взять в толк, почему эта девушка будит в нем уже забытый юношеский задор? Ведь еще совсем недавно он хотел помириться с ней, попробовать добиться от нее прощения за совершенную когда-то ошибку… Но стоит ей только появиться – и все встает с ног на голову. Он начинает подтрунивать над ней, поддразнивать ее и отпускать на ее счет идиотские шуточки…

Но ведь ему нравится и то, как она выглядит, и то, во что она одета. И торчащие золотистые хвостики, и эти рыжие бездонные глаза, как две огромных капли янтаря, обточенных морскими волнами… Но почему-то он никак не может остановиться и продолжает вести себя так, как будто ему до сих пор девятнадцать…

Может, все дело в том, что прощение получить будет не так уж и легко? И Грэю страшно услышать, что Ди до сих пор испытывает к нему неприязнь? Впрочем, ему даже не нужно спрашивать ее об этом. Он отлично знает, что это так. И с каждой минутой все больше усугубляет свое положение. Да, гордячка Ди едва ли когда-нибудь снизойдет до него. Когда-то его заносчивость оттолкнула ее, а значит, оттолкнет и сейчас. Потому что она такая же неприступная, как раньше… И такая же колючая. Такая разве простит? Разве подпустит к себе ближе, чем на расстояние вытянутой руки? Едва ли… Впрочем, будь она другой, его бы не мучили угрызения совести. И уж тем более он не стал бы придавать значения тому, что она говорит и делает.