Свежесть твоих губ - Мартон Сандра

– Мне ничего не надо от вас.

Миссис Кросс круто повернулась и вышла. Стефани не шевельнулась, пока до нее доносился топот ее шагов по мраморному полу холла. Но как только захлопнулась входная дверь, Стефани выдвинула стул из-под стола и опустилась на него.

– Ну и прекрасно, что вам ничего не надо, миссис Кросс, – прошептала она дрожащим голосом, – потому что у меня ничего не осталось и нечего вам дать.

Ее глаза наполнились слезами.

– Ладно, – сказала она поспешно и провела руками по лицу.

Что сделано, то сделано. Надо продолжать жить и не думать, о чем судачат в городе, что сделал Эйвери… и не предаваться воспоминаниям, что же это такое произошло между ней и Дэвидом Чэмберсом. Не стоил он того, чтобы думать о нем. Со всей своей привлекательностью, деньгами и обаянием, он был ничем иным, как еще одним представителем мужского братства – лживым, подлым, эгоистичным, обремененным мужскими гормонами, никчемным предателем.

Стефани с силой провела рукой по глазам и потянулась за письмом, которое пришло от адвокатов Клэр.

«Уважаемая миссис Уиллингхэм, извещаем Вас, что по настоянию нашей клиентки, Клэр Уиллингхэм, Вы должны освободить ее собственность не позднее пятницы, тринадцатого числа. Уведомляем Вас также о том, что с этого же числа прекращаются регулярные поступления на Ваш банковский счет».

– Подходящая дата, тебе не кажется? – промурлыкала Клэр, позвонив ей, чтобы иметь удовольствие первой сообщить приятную новость.

Стефани пыталась бороться. Много месяцев назад, когда Клэр стала намекать, что дни ее в «Севен оукс» сочтены, она отправилась к Амосу Тернеру, у которого в городе была адвокатская контора.

– Мне совершенно не нужен этот дом, – сказала она ему. – Я только хочу получить то, что полагается мне по закону. Эйвери обещал переводить оговоренную сумму ежемесячно на мой банковский счет.

– Сколько? – спросил Тернер с сальной улыбкой.

Стефани глубоко вздохнула.

– Две с половиной тысячи долларов.

Адвокат улыбнулся.

– Вот это да! – промурлыкал он. – Такая огромная сумма на содержание жены.

– Это не содержание.

– Серьезно? А что же тогда, моя дорогая?

Плата. Плата за то, что она продала свою душу…

– Не понимаю, какое это имеет отношение к нашему разговору, мистер Тернер, – холодно ответила Стефани.

Глаза-бусинки Тернера сияли.

– Приятно, наверное, так высоко себя оценивать, – сказал он, откинувшись на стуле так, что его жирное брюхо выпятилось.

Стефани покраснела, но сдаваться не собиралась. Какой смысл? Город уже давно составил о ней мнение.

– Бьюсь об заклад, что вы заслужили все эти деньги до последнего цента, – хмыкнул Тернер.

Она посмотрела ему прямо в глаза и подтвердила, что он, черт побери, прав. Заслужила.

«Смелый разговор, – подумала она сейчас. – И такой бесполезный».

Тернер заговорил по-другому после встречи с Клэр и (она не сомневалась в этом) с ее чековой книжкой. Судья Паркер тоже не стал чинить препятствий судопроизводству.

Итак, все кончено. Она осталась ни с чем. У нее не было ни крыши над головой, ни денег. И возможности оплачивать лечение Пола.

Ее сердце билось в панике.

Должен же быть выход! Разве она не вдова Эйвери? У вдовы есть какие-то права. Уиллингхэмы, конечно, правят этим городом, но не всем же миром.

Стефани встала. Она однажды познакомилась с адвокатом. Это было на одной из тех вечеринок, которые она устраивала для Эйвери. Контора у этого человека была не здесь, он работал… где? В Вашингтоне. Точно. Как же его звали?

Хасл? Фассл?

Расселл. Вот как. Джек Расселл. Собачье имя. Она выпалила это, когда их знакомили, и рука Эйвери сжала ее талию. Он ущипнул ее, но так, чтобы никто не заметил. Она попыталась пробормотать извинения, но Расселл склонился к ее руке и заверил, что ничего не имеет против сравнения с каким-нибудь симпатичным злющим маленьким терьером, особенно когда это говорит такая красивая женщина.

Расселл улыбался ей весь вечер. Не так, как это делали другие мужчины. Его улыбка была доброй, великодушной и немного печальной.

– Если этот старый людоед будет когда-нибудь плохо обращаться с вами, моя дорогая, – сказал он, целуя ее в щеку, когда вечер закончился и они с Эйвери стояли у двери, прощаясь со своими гостями, – только дайте мне знать, и я немедленно приду к вам на помощь.

Эйвери засмеялся так, что у нее при воспоминании об этом до сих пор бегают мурашки по коже.