Туфельки из звездной пыли - Кендрик Шэрон

— Что ты хочешь знать?

— Почему ты решил поселиться в Лондоне?

— Это долгая история.

— Такие истории — самые лучшие.

Неожиданно для себя Джанкарло улыбнулся и принялся ласкать кончиками пальцев ее розовый сосок.

— А ты весьма упряма, не так ли?

Касси закусила губу, чувствуя, как волна удовольствия растекается по телу. Он пытается отвлечь ее?

— Мне просто любопытно.

Он взглянул на ее раскрасневшееся лицо:

— Я уже говорил тебе, что родился в Тоскане?

Касси кивнула, придвигаясь ближе к нему:

— Какая она, Тоскана?

Свежий дурманящий запах ее тела затронул потаенные струны его души, и он позволил себе вспомнить зеленые холмы и залитые солнцем просторы родной земли. Эти воспоминания Джанкарло привык запирать на замок. Он отвергал ностальгию и сентиментальные мысли даже в редкие вынужденные визиты домой.

— Какая? Она — прекрасна. Некоторые люди утверждают, что это самое красивое место на земле.

— Так почему же… почему ты живешь здесь, а не там?

— Все очень запутано. — Он накрутил прядь ее светлых волос на палец. — Там живет мой брат, а город слишком мал, чтобы вместить нас обоих.

У него есть брат. Касси показалось, что она нашла утерянный кусок головоломки.

— Какой он?

— Мы — близнецы.

— Близнецы?! — Касси перевернулась на живот и взглянула на Джанкарло. — Вы абсолютно идентичные?

— Не совсем, — сказал он смеясь. — Мы выглядим одинаково, но двое мужчин не могут быть идентичными, Кассандра, и, если бы у тебя было чуточку больше жизненного опыта, ты бы об этом знала.

Касси уловила грусть, сквозившую в его тоне.

— Вы поссорились? — предположила она.

Джанкарло охватило желание рассказать ей обо всем. Касси появилась в его жизни ненадолго, и, поведав ей эту историю, он ничем не рискует. К тому же он так глубоко запрятал свою боль, что не мешает вытащить ее на свет божий и взглянуть еще разок.

— Ссора? Да, можно сказать и так.

— Что произошло?

Джанкарло уставился в потолок:

— Все началось вскоре после смерти наших родителей. Мама умерла, когда нам было двенадцать, а отец — за пять лет до этого.

— Тебе, наверное, пришлось очень нелегко, — сказала Касси мягко.

У нее был умиротворяющий голос, который, словно бальзам, успокаивал ужасные раны.

— Да. В детстве я был очень одинок. У меня было много денег, но ничего, кроме этого.

— А кто же за тобой присматривал?

— О, у нас была целая куча опекунов — аристократических и образованных мужчин, которые должны были заниматься с нами и над которыми мы очень любили издеваться. — Он пожал плечами. — Мы были весьма своеобразными детьми и конечно же обожали соревноваться друг с другом. Жизнь была для нас бесконечным полем боя, на котором мы самоутверждались, возможно, чтобы компенсировать недостаток родительской поддержки.

Джанкарло сжал зубы, вспоминая нехватку тепла, ласки, нежности, прикосновения женской руки. Маленькие богатые мальчишки, предоставленные сами себе, нуждались в заботе со стороны слабого пола… Он ощутил боль от воспоминаний, которые прорвались наружу и оказались гораздо более яркими, чем он ожидал.

— Мы с Раулем поступили в университет в Риме. Я изучал право, а он бизнес. Мы оба должны были унаследовать состояние нашей семьи, когда нам исполнится двадцать один год…

Он вспомнил Габриэлу. Она была первой красавицей университетского городка. Женщиной, которую хотели все мужчины. Но Габриэла выбрала Джанкарло. Он торжествовал, польщенный ее вниманием. Он купался в ее обожании, погрузившись в прелести первой любви. Какое-то время они были идеальной парой и строили планы на будущее. А затем…

— Что случилось? — Вопрос Касси ворвался в поток его воспоминаний.

— Мы с братом закончили университет.

— Оба — с отличными дипломами?

— Мой был лучше. — Джанкарло пожал плечами. — Я не хвастаюсь. Это факт. И это терзало моего брата. В наш двадцать первый день рождения нас вызвали в офис адвоката и сообщили, что Рауль наследует все. Все фермы. Все виноградники. Оливковые рощи и недвижимость в Риме и Сиене. Все огромные поместья Велутини стали принадлежать ему. — Он помолчал. — Я же не унаследовал ничего.

— Ничего? — пролепетала сбитая с толку Касси.

— Niente, — подтвердил он и повторил на английском: — Ничего.

— Но это ужасно! Почему?