Пропавшее колье - Стоун Диана

– Не представляю, когда между ними могло что-то произойти. Тетя Вероника той же осенью вышла замуж за Алана Беллинджера. Муж увез ее в Шотландию, и она почти безвылазно жила там до самой его смерти. Он умер десять лет назад.

– А Шеймус уехал из Кливленда в Плимут и поступил коком на судно незадолго до отъезда леди Вероники, – сказала миссис Макмайер.

– Итак, – заключила Паула, – если они когда-либо и встречались, то очень недолго.

Все трое принялись за завтрак. Паула рассказала матери о фотографии леди Вероники и о том, что Альберт попросил состарить ее. Миссис Макмайер одобрила их план. Паула, не теряя времени даром, вытащила из сумочки свой альбом с набросками, который она повсюду возила с собой, и стала рисовать. Первым делом она сделала рисунок немного крупнее снимка, а потом стала внимательно рассматривать лицо матери, чтобы понять, как оно изменилось с возрастом. Из-за выражения степенной серьезности на щеках пониже скул появились одутловатые мешочки. Губы утратили былую пухлость, а уголки их слегка опустились. Работая, она время от времени посматривала на маму.

– Почему ты все время смотришь на меня, Паула? – в конце концов рассердилась та. – Я вижу, ты используешь меня как модель старухи. Я моложе, чем леди Вероника, и не такая полная, как она.

Паула знала, что мама бывает очень вспыльчива, если ее задеть. Она оставила ее в покое и стала рисовать по памяти. Через некоторое время миссис Макмайер пожаловалась, что у нее снова разболелась голова, и ушла к себе в номер.

Альберт посмотрел на Паулу и понимающе улыбнулся.

– Сейчас миссис Макмайер чем-то напомнила мне мою маму. Неужели и мы станем такими же капризными в их возрасте?

– Думаю, она просто соскучилась по своему детективу, который сейчас читает, – пошутила Паула.

– А ты, Паула, судя по наброскам в этом альбоме, великолепно рисуешь.

Пауле была чрезвычайно приятна его похвала.

– Спасибо, но это всего лишь черновые наброски. Мои законченные работы, надеюсь, лучше.

– Я хотел бы их как-нибудь посмотреть. Ты очень хорошо передаешь характер человека.

– Да, я всегда предпочитала рисовать людей. Мне кажется, я умею разгадывать человеческую душу. Правда, дядину душу я так и не сумела разгадать.

Паула продолжала рисовать, а Альберт подсел поближе и наблюдал, как она это делает. Это ее отвлекало, но тем не менее портрет его тети получился неплохо.

– Прекрасно! – воскликнул Каннингхем. – Одно меня удивляет, Паула…

– Что именно?

– Для чего, черт возьми, ты берешь уроки у Кантильо, если ты на голову выше его как художница!

Паула все еще злилась на Винченцо, но комплимент сделал свое дело, и она смягчилась.

– Я многому у него научилась. Не только технике письма, но и умению ценить искусство старых мастеров. Иногда он приносит с собой книги и рассказывает о художниках. Разумеется, он хорошо знаком со всеми великими произведениями итальянцев.

Каннингхем саркастически усмехнулся.

– Я слышал, что некоторые молодые художницы интересуются не столько его уроками, сколько им самим.

– Меня интересует только искусство, – парировала Паула, хотя и чувствовала, что совесть ее не совсем чиста. За прошедший год Кантильо почти ничему ее не научил. На его уроках они часто занимались не рисованием, а рассматривали работы мастеров Возрождения, сидя так близко друг к другу, что их головы соприкасались. Он рассказывал ей истории о некоторых именитых итальянских семьях, в чьи дома он был вхож. Паула часто недоумевала, почему он уехал из Италии, ведь в Англии он не пользовался такой уж большой популярностью.

И все же ей не хотелось расставаться с Винченцо. Работать в новой студии в полном одиночестве не слишком-то приятная перспектива. Неужели у него действительно имелись какие-то тайные мотивы? Но нет, он никогда не позволял себе ничего лишнего и вел себя скорее как брат.

– Итак, тебя интересует искусство. А Кантильо? Что его интересует?

Паула догадывалась, что Кантильо больше всего интересует гонорар, который он получает за уроки, но решила промолчать и поспешила сменить тему разговора. Альберт вел себя так, словно вчера между ними ничего не произошло, и Паула не знала, радоваться ей или огорчаться. С одной стороны, ей было приятно, что он не смущает ее никакими напоминаниями о вчерашнем, а с другой – ей бы не хотелось, чтобы для него их поцелуй был ничего не значащим эпизодом, о котором на следующий же день можно забыть.