Начнём сначала - Гамильтон Диана

Как же она была глупа, что позволила ему возбудить её чувства, заставив её забыть, какой он негодяй. Тот, кто может шантажировать разорением добропорядочного семейного бизнеса и потерей большого количества рабочих мест, должен иметь извращённый ум.

Кроме того, ведь наверняка она могла бы что-то сделать, чтобы расстроить его планы.

Почувствовав, как к ней возвращается её былая уверенность, она осмелела и, повернувшись, посмотрела ему в лицо с лёгкой снисходительной улыбкой и голосом, теперь уже приятным и спокойным, осмелилась сказать:

– Я уверена, что существуют ревизионные организации, в которые можно подать на апелляцию, какой-то здравомыслящий орган, который контролирует корпоративные сделки и может хорошенько наказать таких, как ты, негодяев, пытающихся шантажировать добропорядочных людей.

– Уверен, что ты права. – У него хватило наглости улыбнуться, и её глупое сердце замерло.

Она заставила себя сосредоточиться и, воспользовавшись только что обретённой решимостью, сказала с важностью:

– Я это знаю. Однако я требую показать мне копию подписанного Мартином контракта, чтобы добраться до этого текста, написанного мелким шрифтом. А потом я пойду к… кому-нибудь и изложу своё дело.

– А почему бы не взглянуть на это как на частную договорённость между нами? – Он поднял руку, чтобы убрать с её лица упавшую на него прядь золотистых волос. Губы его были совсем рядом, слишком близко, и она заворожённо уставилась на них, не в состоянии отвести глаз, в то время как он пробормотал:

– Зачем выносить сор из избы?

– Мне нечего выносить, – запротестовала она, борясь с волнением и видя, как его густые чёрные ресницы опустились, прикрыв глаза, а кончики пальцев не спешили отпускать её шелковистые волосы.

– Нет, я думаю, что есть, – сказал он быстро. – Ты похожа на маленький паровозик, стоящий на парах, но без машиниста. Неужели тебе не жарко? – Обе его руки лежали на воротнике её мягкого кожаного пальто.

Не обращая внимания, она стала обвинять:

– Ты что, хочешь сказать, что я ни на что не гожусь? – Она почувствовала, как он снимает с неё пальто, но его оскорбительное замечание настолько вывело её из себя, что она робко попыталась сопротивляться. Впрочем, ей было слишком жарко: ведь работало центральное отопление, горел камин и одета она была в толстый свитер…

– Вовсе нет. – Его голос звучал слишком ласково, чтобы ему можно было доверять. – Наоборот, я считаю тебя очень умной. Просто… невостребованной. С твоими способностями тебе бы следовало руководить вашей фирмой. Мартин сделал очень умно, уйдя в сторону, а Доминику просто не хватает ума. – Она слушала его, широко раскрыв глаза. – Значило ли это, что он в конце концов не собирается их разорять? Или ему нравилось говорить загадками? – Я не понимаю. – Он снял пиджак и набросил его на спинку стула. Она рассеянно следила за ним. – Бели ты нас разоришь, нечем будет руководить. – Она встретила испытующий взгляд его необыкновенных глаз, смутно отмечая, что он снимает галстук, который последовал за пиджаком. – И вообще это разговор из области теории, – хрипло заключила она и отвела глаза, потому что к этому времени он расстегнул верхние пуговицы рубашки и в открытом вороте стали видны его загорелая шея и дразнящие тёмные закрученные волоски, покрывающие его атлетическую грудь.

– Вовсе не обязательно, я на деле вовсе не заинтересован топить «Кингз Рэнсом». – Он сел в угол дивана и вытянул длинные ноги так, что они коснулись её колен. Её снова охватил жар и, впившись ногтями в ладони, она попыталась побороть унизительное желание протянуть руку и дотронуться до обнажённого треугольника на его груди, просунуть руки под тонкую ткань его рубашки, почувствовать его тело, его тепло, силу и упругость его мышц.

Её тело напряглось в отчаянной попытке вновь обрести контроль над собой, что ещё недавно всегда удавалось, и она резко дёрнулась, когда ласковыми прикосновениями тыльной стороны пальцев он провёл по её пылающей щеке.

– Расслабься. – Он придвинулся ближе, совсем близко. Теперь он слегка поглаживал её нижнюю губу, и она издала приглушённый стон, ненавидя себя за это, презирая себя за безволие, а он наклонил к ней голову, и его губы оказались там, где до этого были пальцы, а рука свободно скользнула вниз до края её свитера и тут же оказалась под ним.

От тёплого прикосновения его уверенных рук замер весь мир, а потом понёсся вперёд на волнах все сокрушающей чувственности. Голова Селины кружилась в этом водовороте, и ей приходилось прилагать большие усилия, чтобы понять, о чем он ей говорил.