Яблоко раздора - Дарси Лилиан

— Кто первый коснется той длинной ветки, тот и выиграл, — закричал Коннор. — Джери, ты — судья, следи внимательно.

Адам видел, что все в саду пристально следят за их соревнованием. Но, в отличие от брата, он понятия не имел, зачем лезет на сосну. Коннор делал это для удовольствия, ему нравилось рисковать, меряться силами с природой, испытывать свои физические данные, проверять себя.

Адам всегда восхищался им и пытался подражать, но сегодня у него не было желания испытывать судьбу — у него была Эми, которую он должен поставить на ноги.

Адам почти добрался до вершины, когда вдруг подумал: что, если Эми проснулась, а меня нет рядом? Что, если никто не услышит, как она зовет меня? Господи, зачем я полез? Я с ума сошел!

Его сердце бешено забилось, а на лбу выступил пот. Только бы все обошлось!

Оба выдохлись, достигнув вершины, и буквально тут же полезли вниз. На полпути к земле Адам задержался на секунду, глянул на Мэг и решил: сейчас слезу и подойду поболтать с ней. Это даже неприлично, что я до сих пор не поздоровался. Можно принести ей коктейль или что-нибудь другое. Я же видел, она все время смотрела на меня. Но понимает ли Мэг, что меня безумно влечет к ней? Что мы испытываем друг к другу взаимное тяготение?

Он коснулся земли, повернулся к кузине Джери и, слушая ее поздравления, старался не смотреть на Мэг, пока не соберется с силами, чтобы подойти и заговорить с ней.

Джим спросил Мэг:

— Ты знала, что он такой сильный?

— Подозревала, — призналась она, вспоминая шестифутовый барьер на снежной горке и пятнадцатилетнего подростка с красными замерзшими ушами и улыбкой во все лицо. Действительно ли это был Адам?

— У него был очень тяжелый период в жизни, но мне кажется, что он подходит к концу, произнес Джим.

— Интересно, а он тоже так считает? — предположила Мэг.

Она считала, что Адам сам возвел вокруг себя тюремные стены и требуется какое-то экстраординарное событие, чтобы разрушить этот бастион.

Иногда ей хотелось закричать ему: «Прекрати! Проблема в тебе самом! Ты сам должен найти решение».

Но чаще она убеждала себя, что ее это не касается и ей следует держаться как можно дальше от Адама Кэллахана и его жизни.

— Он видел тебя? — спросил Джим.

— Да, но не подошел.

— Сама подойди, да не стесняйся. — Джим улыбнулся. — Будь смелее… Любой предлог хорош. Решай!

— О, да, ты прав, — ответила Мэг, осознавая, что оба они имеют в виду не обычный разговор.

Мэг чувствовала, что отец Адама все понимает, и от этого ей было не по себе. Но она доверяла Джиму и Бет с самой первой встречи и знала, что они на ее стороне.

— Скажем этой веселой компании, что стейки готовы, — предложил Джим.

— Разве это предлог для разговора с Адамом?

— Да, и он тебе нужен, милая, — осторожно ответил он, выкладывая на решетку сосиски.

— Спасибо, Джим. С тобой я должна быть честной. Спасибо!

Она направилась к сосне, но услышала голос Пэтти, появившейся только что вместе с отцом Мэг:

— Привет, Мэг. Извини, что мы опоздали. Твой папа перепутал поворот!

Они обняли ее, Мэг смутилась. Ее мысли были так заняты Адамом и откровенным разговором с его отцом, что она даже не заметила столь длительного отсутствия родителей.

— Вы не опоздали к обеду, — сказала Мэг. Стейки почти готовы, и есть еще закуски на столах.

— Чипсы? — обрадовалась Пэтти. — Мне так хочется чего-нибудь солененького.

— С тобой все в порядке, Пэтти?

— Никак не могу избавиться от простуды. Иногда чувствую себя хорошо, а иногда очень устаю. Мне кажется, я старею или на меня влияет глобальное потепление, бешеный ритм современной жизни, переезды, смена обстановки… не знаю.

— Тогда иди и, как следует, поешь. Ты такая худенькая.

— Ты теперь такая важная, что не здороваешься, — услышала она вдруг голос Адама.

Мэг резко обернулась и уставилась на него.

— Вот это да! Я удостоилась внимания самого Адама Кэллахана! — воскликнула она, давая волю всем эмоциям, которые так долго подавляла. — Это ты забыл поздороваться, окруженный толпой двоюродных сестер, братьев, дядюшек, тетушек и еще бог знает кого.

— Они не кусаются. Ты тоже могла бы подойти.

— Не думаю, — продолжала она. — Меня не удосужились представить им.

Он потер ладонью щеку, очевидно смутившись.

— Ладно, — сдался он. — Ты права.

— Тогда зачем притворяться, что это моя вина?