Бегство от свадьбы - Монт Бетти

В отличие от тебя?

Девушка уставилась в пол, пожала плечами, затем взглянула жениху прямо в глаза с какой-то отчаянной решимостью.

Я сама хотела быть с ним и не понимала его семью. Жена, дети… ужасно обращались с ним, насмехались, обижали. А я обожала Адама. Он так походил на моего отца! Каждое лето дядя приезжал в школу, чтобы забрать меня на каникулы, а я заранее высматривала его. Едва завидев машину, кубарем слетала с лестницы, бросалась ему на шею, цепляясь, как мартышка, а дядя кружил и кружил меня по школьному двору. Я, наверное, была слишком маленькой для своих лет, хотя тогда этого не понимала. Взрослея, я тем не менее оставалась совсем ребенком: все время лезла обниматься и целоваться к дяде. И мне даже не приходило в голову, что пришло время прекратить вести себя так непосредственно.

Но твой дядя отнюдь не протестовал против всех этих «детских» ласк? — сухо спросил Бен.

Девушка вспыхнула, бросила на него загнанный взгляд и, отвернувшись, прошептала:

Мне и в голову не приходило поинтересоваться, что он чувствовал, что думал. Да что я тогда знала о мужчинах!

А много ли девочек в четырнадцать лет знают это? — заметил Бен, и Ан вздохнула.

Я была еще более невинна, чем многие мои ровесницы. Я поздно сформировалась, а тогда была костлявой, голенастой девчонкой. Груди в помине не было, месячных тоже. Может быть, поэтому все и обернулось таким шоком. Я льнула к дяде, чтобы спастись от необходимости взглянуть в лицо реальной взрослой жизни. Мне и в голову не приходило, что его обуревают совсем другие чувства, что он… — Ан запнулась, подавила рыдание и, закрыв лицо руками, затряслась в беззвучном плаче.

Бен крепко обнял ее, гладя по голове и бормоча:

Шшш… Ну все, все, шшш…

Пожалуйста, не будь таким добрым, — простонала девушка, когда наконец смогла говорить. — От этого становится еще хуже, доброта — это ловушка.

— Ну ты уж скажешь! — воскликнул Бен с кривоватой улыбкой. — Будь хорошей девочкой — вытри слезки и высморкайся, — добавил он, доставая чистый носовой платок.

Анабель не заметила нежного поддразнивания.

— Я сказала, что сформировалась поздно, но я же не сказала, что так и не выросла!

Бен улыбнулся с таким очаровательным лукавством, что девушка не смогла не улыбнуться в ответ.

Нам всем приходится взрослеть, дорогая. Жизнь не дает другого шанса.

Да уж, мне она не дала никакого! В один день из романтичного, наивного, невинного ребенка, смотрящего на все сквозь розовые очки, я превратилась в… Меня будто бросили в бурлящий поток… И жизнь уже никогда не станет такой, как прежде.

Ан тихо всхлипнула и зажала рукой рот, снова заплакав. Мужчина взял обе ее руки в свои.

— Расскажи мне все, Анабель. Не останавливайся…

Она тяжело вздохнула:

— Это случилось тем самым летом, когда умер мой отец. Несколько недель стояла ужасная жара. Однажды мы с дядей Адамом решили отправиться на пикник за город. Шли по полям, потом свернули в лес и позавтракали на полянке в тени деревьев.

Девушка закрыла глаза и вновь увидела все — мошкару, танцующую под едва колышущимися ветвями деревьев, золото наливающейся в полях пшеницы, темную зелень вязов и дубов и над всем этим — раскаленное голубое небо.

— Мы лежали в густой траве и слушали пение птиц, дядя привстал, чтобы понаблюдать за жаворонками, парящими в небе над полем так высоко, что легче было услышать их, чем увидеть. Ах, как они чудесно пели. Я лежала откинувшись и сонно наблюдала за ним. Я почти засыпала. Дядя взглянул на меня, я улыбнулась в ответ, чувствуя себя абсолютно счастливой, и вдруг он изменился прямо на глазах… Лицо перекосилось, голос охрип… Он сказал, что любит меня, и это было чудесно, я так нуждалась в том, чтобы меня любили. Я ответила, что тоже люблю его, и, кажется, покраснела.

Внезапно он начал целовать меня… не в щеку, как обычно, а в губы, как-то странно, пугающе, и не останавливался. Он продолжал целовать мое лицо, и волосы, и шею, и руки, и все повторял, как сильно меня любит, голос его звучал глухо, он тяжело, со свистом дышал… Дядя покраснел и весь трясся.

Я перепугалась, но не знала, что делать. Просто лежала… а потом… потом он начал трогать меня. Я была настолько невинна, что не понимала, что он хотел сделать, но мне стало жутко противно, я запаниковала, начала кричать и вырываться, расцарапала ему лицо, ударила… а потом… потом… — Голос ее срывался. Девушка дышала так прерывисто, что едва могла говорить. Хотелось побыстрее закончить исповедь, сиять камень с души. — На другой стороне поля оказались какие-то люди, тоже доморощенные туристы, как мы. Ни дядя, ни я даже не заметили, как они подошли, но, когда я закричала, они оттащили Адама. Какой-то мужчина ударил его, толкнул. Дядя лежал совершенно неподвижно, и это напугало меня еще больше — я подумала, что его убили. Я чувствовала себя ужасно виноватой. Лицо Бена помрачнело.