Глаза цвета моря - Фитч Ванесса

Брик набросил его на себя и сложил руки на груди.

— Ты только и говоришь, что хочешь найти того, кто женился бы на тебе, но, когда мы вместе, это не кажется таким уж важным. Когда я получил сотрясение, ты осталась со мной на всю ночь. Никогда не забуду, как ты заботилась обо мне. И как ты хотела меня.

Его взгляд вызывал ее на то, чтобы она все отрицала.

Но она не могла.

— Ночью ты сказала: «Дай мне себя». — Его низкий голос стал очень сексуальным. — Когда я притронулся к тебе, ты реагировала так, словно принадлежишь мне, только мне, а не какому то еще мужчине.

Лиза яростно взглянула на него.

— Ты прав, — признала она, выпятив подбородок. — Ты только дотронулся до меня, и я дала тебе все. — Ее голос задрожал. — И тело, и сердце, и душу. В том-то и дело. — Лиза почувствовала жжение от слез в глазах и попыталась сморгнуть их. — Каждый раз, когда мы занимаемся любовью, я теряю частицу себя, раз это не может длиться долго. Мы с тобой расходимся в главном, и я не желаю вынуждать тебя хитростью взваливать на себя обязанности по отношению ко мне. Не буду пытаться уломать тебя. Это унизительно, а я слишком уважаю тебя и себя, чтобы поступить так. Господи, как же это больно! Я знаю, ты неравнодушен ко мне, но...

— Я люблю тебя, — прервал он ее.

Всякий раз, как он говорил это, она ощущала потрясение. Ей стоило труда сохранять спокойствие.

— Ты просто не понимаешь, а? Знаешь, у меня в шкафу свободной спальни стоит сундук с приданым?

Его словно ударили.

— Нет.

— Ты когда-нибудь видел, что женщина складывает в такой сундук?

Он пожал плечами с недоверчивым и тревожным видом.

— Не в последнее время.

Скорее всего, вообще не видел, подумала она, чувствуя, что разговор ему неприятен. Тем более следовало поговорить.

— Большинство женщин уже не заводит сундук с приданым, а у меня он есть. Это тебе ни о чем не говорит, Брик?

Она стала перечислять содержимое сундука на пальцах:

— У меня там хранится столовое серебро, которое подарила мне бабушка; стеганое одеяло, которое сшила мать, и ковер, связанный вручную моей теткой за год до своей смерти. У меня есть фарфор. Подушки, которые я вышила, когда мне было двенадцать лет, и самые шикарные хваталки для кастрюль, какие только ты можешь себе вообразить. Я их сделала в восемь лет. — Она криво улыбнулась, припомнив свои дилетантские усилия. — Там есть серебряные рамки для фотографий и детское одеялко. — Она заметила смятение в его глазах, и ее улыбка слиняла. — Ты уверяешь, что любишь меня, а это все — часть меня. В чем-то очень важном я, пожалуй, старомодна. — Она свела отвороты своего халата. — Я больше, чем просто Лиза — поставщица банкетов или чем Лиза — любовница с противозачаточными таблетками.

Брик чертыхнулся:

— Никогда не думал о тебе с этой стороны. — Он провел рукой по своим волосам и задумчиво посмотрел на нее. — Но, черт побери, я и не подозревал, что у тебя есть сундук с приданым.

Он выглядел испуганным, и она бы рассмеялась, если бы ей не было так плохо. Сейчас ей ничто уже не казалось смешным.

Уперев одну руку в бок и чуть склонив голову, он долгую напряженную минуту всматривался в нее. У Лизы пересохло во рту.

— Ты пытаешься отпугнуть меня этой историей о сундуке с приданым, — раздраженно заключил он и покачал головой. Намек на жестокий оскал тронул уголки его рта. — В чем дело, Лиза? Уж не пытаешься ли ты использовать все эти разговоры о браке, как пользуются крестом, чтобы отогнать вампира?

Он наклонился к ней, излучая мощную энергию и решительно сжав челюсти.

— Есть у тебя сундук с приданым или нет, я все равно хочу тебя. И ты все еще хочешь меня.

Справедливость его слов напугала ее. Это не было самомнением, а лишь простой констатацией факта.

— Какой-то безумный инстинкт толкает меня к тебе, Брик, но тот же инстинкт причиняет боль нам обоим. — Она покачала головой. — Больше я этого делать не могу.

Глаза Брика наполнились болью и гневом:

— Еще как можешь. Просто следуй своим инстинктам.

Ощущая в себе пустоту, Лиза прикусила щеку:

— Все, больше не буду.

Остаток уик-энда Брик чувствовал себя эмоционально выпотрошенным. Господи, ему было чертовски больно, а панацеи от этой боли не было. Выпивохой он не был, поэтому не мог и напиться. Мысли о Лизе преследовали его неотступно, и он не мог спать. На работу ему стало наплевать. Выход у него был только один — посетить родственников в Бьюла, но Брику была невыносима сама мысль о необходимости отвечать на вопросы о Лизе. Он и сам не знал ответов на них.