Навстречу завтрашнему дню - Браун Сандра

— Привет, Дейв, — отозвалась Кили, прикрывая глаза от яркого света, и помахала человеку, сидевшему в будке за панелью управления. Ее голос неожиданно раскатисто прокатился по студии.

— Установите уровень, пожалуйста, — услышали они голос Дейва. Затем, обращаясь к Кили, в микрофон: — Попытайся еще раз, на этот раз проверим микрофон.

— Привет, Дейв. Это Кили Престон. Проверка микрофона. Один, два, три.

— Звучит потр-р-рясающе, сладкоголосая наша. Конгрессмен Деверекс, будьте добры.

— Привет, Дейв. Как малыш?

— Будь я проклят! Верно! В последний раз, когда вы здесь были, моя жена лежала в роддоме. Спасибо, что не забыли. С обоими все в порядке.

— Хорошо, — заметил Дакс.

Какой-то лишенный тела голос с раздражением произнес:

— Николь, когда ты, наконец, изволишь принести свою милейшую задницу на площадку? У нас осталось шестьдесят секунд.

Кили видела, как Николь соскочила с площадки, откуда передавали новости, и подбежала к студийному зеркалу, чтобы подправить свои идеально уложенные волосы. Теперь же она поспешно пересекла похожую на пещеру комнату и, плюхнувшись на стул, стоящий напротив диванчика, прикрепила микрофон к своему воротнику.

— Силы небесные! — запыхавшись, произнесла она. — Ну и денек сегодня! Здравствуйте еще раз, конгрессмен Деверекс. — Она старательно избегала Кили, и та почувствовала, как взволнована подруга. С каких это пор Николь призывает «силы небесные»?

— Пожалуйста, называйте меня Даксом, — попросил он.

Николь улыбнулась:

— Хорошо, буду, но только не во время интервью.

— На тебя направлена вторая камера, Николь, — тихо сообщил Ранди, ниспровергая громогласные указания Дейва. — Пятнадцать секунд.

— Вы готовы? — спросила Николь и, не дождавшись ответа, повернулась к камере, облизнула губы и улыбнулась. Когда на камере зажегся красный огонек, она произнесла: — Сегодня в разделе интервью нашей программы встречаются наша сотрудница Кили Престон и конгрессмен Дакс Деверекс.

В течение следующих семи минут Дакс и Кили отвечали на вопросы Николь и поднимали упущенные ею темы. Интервью проходило гладко. Кили и Дакс, казалось, испытывали друг к другу интерес, связанный только с обсуждаемым предметом.

Один раз, когда он что-то говорил своим хорошо поставленным, способным убеждать голосом, Кили повернула голову и посмотрела на него. Он жестикулировал, чтобы подчеркнуть свою точку зрения, и ей вдруг пришло в голову, насколько знакомы ей его жесты. Каждое его утверждение было кратким, четким и ясным. Он всегда говорил прямо, когда дело касалось благополучия людей. Кто-то мог назвать его фанатиком, Кили же восхищалась им как человеком, стойко придерживающимся своих убеждений.

— Благодарю вас обоих, — сказала Николь, завершая интервью и подводя итог программы новостей. Она встала и сняла микрофон. — У меня нет слов, чтобы выразить, как я ценю то, что вы бросили все и сделали это для меня.

— Рада, что смогла сделать это, — произнесла Кили, едва сдерживая ярость и пытаясь высвободиться из путаницы проводов микрофона. Она прекрасно понимала, какой мыслью руководствовалась Николь, приглашая их обоих в программу. Кили отрицала, что испытывает какой-либо чрезмерный интерес к Даксу, когда Николь «с пристрастием» допрашивала ее по поводу него прошлым вечером. Ей следовало знать, что Николь не дурочка и особенно пристрастна к тому, что касается взаимоотношений мужчин и женщин. — А теперь извините, у меня еще много дел. — Не сказав больше ни слова никому из них, Кили прошмыгнула мимо Дакса и выскочила из студии.

Она вся дрожала, поднимаясь по лестнице на второй этаж и направляясь по лабиринту коридоров к своему уединенному кабинету. Опустившись в кресло, Кили закрыла лицо руками, тяжело дыша. На этот раз судьба помогла, но она свела их с Даксом вместе снова. А она-то уже примирилась с мыслью о том, что Даксу нет места в ее жизни.

Прошлой ночью, охваченный разочарованием и гневом, он, проявив больше выдержки, чем было присуще ей, пришел к заключению, что им не стоит больше встречаться. А теперь, всего несколько часов спустя, они оказались вместе, сидели рядышком на одном диване, дышали одним и тем же воздухом, и было так непросто сидеть столь близко и притворяться равнодушными друг к другу.

Но она не намерена сидеть в этом мрачном кабинете, баюкая свои раны. Чем скорее она выберется из этого здания, тем лучше.