Месть Коула Камерона - Мартон Сандра

Решение далось ей нелегко. Как ни крути, Либерти был ее домом. Есть старая поговорка насчет дома, в котором остается сердце. Но после смерти Теда этот городок не пощадит ни ее, ни Питера. Чем раньше она уедет, тем лучше.

Фейт решительно поднялась и подошла к шкафу, окинула взглядом развешенную одежду. На миг замерла, прикоснувшись рукой к розовому костюму – она надевала его на похороны. Люди глазели на нее, в их глазах она читала осуждение. «Черт с ними», – думала она. Это была дань уважения Теду – он ненавидел черный цвет.

Но сегодня надо позаботиться о будущем Питера. Как ускорить их отъезд из Либерти? Она не знала. Да и откуда ей было знать? Всеми финансовыми делами занимался Тед...

Фейт выбрала черный шелковый костюм и кремовую блузку. Одеваясь, она морщилась: блузка в одно мгновение прилипла к телу, но в конце концов все было готово. Молодая женщина втиснула ноги в туфли и повернулась к зеркалу. Костюм был превосходный: элегантный и деловой, он прибавлял ей решимости. Туфли тоже были в порядке. Но волосы... «Черт побери!» – выругалась Фейт. Это было вечной проблемой. Во влажную погоду волосы всегда завивались легкомысленными золотистыми колечками, а ей хотелось, чтобы они лежали мягкими волнами, как у настоящей леди. Лицо тоже смотрелось не ахти – блестело, несмотря на пудру.

Ей хотелось выглядеть холодной и уверенной в себе. Вместо этого она выглядела неуверенной, опечаленной, обезоруженной свалившимся несчастьем – именно так, как себя чувствовала.

– Мама?

Ее сын вошел в спальню, его лицо было серьезно – слишком серьезно для ребенка его лет. Стоило ей взглянуть на него, как ее сердце переполнилось любовью. Фейт присела на корточки и раскрыла объятия; как только сын подошел, она прижала его к себе.

– Мама, Элис сказала, что ты едешь в город.

– Она права. – Фейт улыбнулась и взъерошила ему волосы.

– Тебе обязательно ехать?

– Да, милый. Но я не задержусь, буду через час или два, обещаю.

Питер кивнул. Он тяжело перенес смерть Теда и теперь не хотел расставаться с матерью ни на минуту.

– Тебе что-нибудь привезти?

Питер покачал головой.

– Нет, спасибо.

– Даже новую компьютерную игру?

– Папа уже купил мне одну перед...

Губы мальчика дрогнули.

– Если бы он был с нами, мама!

Фейт обняла его еще крепче.

– Да, сынок.

С минуту она не отпускала его, вдыхая запах его волос, потом взяла за плечи.

– Ну, – спросила она, – что собираешься делать, пока меня не будет?

Питер пожал плечами.

– Не знаю.

– Может, пригласишь в гости Чарли?

– Чарли нет дома. Сегодня у Шона праздник, помнишь?

«Черт возьми!» – подумала Фейт. Она так издергалась из-за собственных страхов, что совсем забыла о неприятности, которая приключилась с ее сыном: из всего класса он оказался единственным, кого не пригласили.

– Ну почему они так со мной?

В голосе Питера было столько обиды, что она едва не высказала ему всю правду о людях Либерти, которые вообразили, что вправе наказывать их. И так жестоко! Но Фейт сдержалась. С наигранной веселостью она сказала:

– Да ведь Шон просто дурачок! И что ты переживаешь из-за этого дурацкого праздника? Мы сами можем устроить праздник хоть сейчас – только я и ты! Хорошо, что ты напомнил. По дороге домой я накуплю вкусных вещей, и у нас будет настоящий пир.

– Ладно, – равнодушно отозвался Питер.

– Давай-ка подумаем... Как насчет печенки?

– Печенка? Фу! Я ее ненавижу!

– И немного брюссельской капусты...

– Опять фу!

– Ну, может, тогда фасоль? Пожалуй, да: печенка, фасоль, а на десерт пудинг из тапиоки.

– Это такая пакость!

– Но ведь это твоя любимая еда, разве не так?

– Не пойдет, мам. Фасоль, печенка и пудинг – какой же это праздник?

– Разве? – Фейт лукаво улыбнулась и с радостью отметила, что Питер отвечает ей улыбкой. – Ну что ж, придется довольствоваться гамбургерами, картошкой и шоколадом!

Это был подкуп. Зато он вернул улыбку ее мальчику. Целый мир не стоит его улыбки. Так думала Фейт несколько минут спустя, выезжая из ворот и выруливая на главную дорогу. Той же дорогой ехал Тед... Тед. Он был таким чудесным. В городе его все просто обожали. А еще все думали, что он был дураком, женившись на ней. Ее руки непроизвольно сжались.