Когда распускаются розы - Полански Кэтрин

Он хорошо помнил эту холмистую местность. Эти кирпичные дома, церкви с белыми башенками колоколен, сараи и другие хозяйственные постройки. Извилистые, узкие улочки Фловерс Вэлли. Каждый раз, проезжая мимо очередного знакомого места, он чувствовал, как душа наполнялась ожиданием и страхом. Он никогда такого не испытывал. Такое чувство, будто он возвращается домой, не зная, что его там ждет.

Вскоре после девяти он уже въезжал к Фионе во двор. Только теперь он почувствовал, как сильно колотилось его сердце, каким тяжелым комом лежал в желудке съеденный по пути гамбургер. Окна были ярко освещены. У двери лежали две большие, приготовленные к празднованию Хэллоуина, тыквы, в которых еще не были прорезаны отверстия. На качелях валялись забытые садовые ножницы. У крыльца стояло соломенное воронье пугало, вокруг которого разлеглись три толстые таксы. Кажется, собачки еще сильнее откормились за время отсутствия Колина. Теперь он мог их различать: самый маленький по имени Клоп приветственно тявкнул, остальные приезд Колина проигнорировали. В самом деле, человеком больше, человеком меньше…

Колин взбежал вверх по лестнице и вдруг резко остановился. Он расправил плечи и дрожащими руками поправил воротник мятой рубашки. Потом в голову ему пришло, что сегодня утром он забыл побриться. А еще не лишним было бы причесаться. С другой стороны, он проделал такой долгий путь, что теперь глупо было переживать из-за такой мелочи, как внешний вид. Кроме того, Фионе уже случалось видеть его и в старом свитере, и в выцветших рабочих брюках. Отбросив все сомнения, он постучал в дверь.

Ничего. Ни звука.

Он постучал снова, на этот раз громче.

И опять тишина. Решив не дожидаться ответа, он сам открыл дверь. Сразу же в нос ударили самые разные ароматы: пахло яблоками, корицей и пряной гвоздикой. На столе стояла ваза с хризантемами. В медном кувшине красовалась икебана из рогоза и сухой травы. И, конечно, розы. Букеты стояли повсюду, а с потолочных балок свешивались засушенные ветки. Вошедшего гостя заметили две собачки и залаяли — эти оказались более активными, чем отдыхавшие во дворе лентяи. Потом, вспомнив его, они прыгнули навстречу и стали вертеться под ногами.

— Привет, Басти, Вредина, — шепотом поприветствовал их Колин.

Но Фионы нигде не было видно. Зато ее было слышно. Она пела где-то на втором этаже. Если, конечно, звуки, которые вырывались из ее горла, можно было назвать пением.

Ну и семейка! Стейси кричит и ругается, как мегера, а пение Фионы напоминает скрип ржавой калитки. Колин подумал об этом с нежностью.

— Фиона? — Он хотел как-то дать ей о себе знать, но в то же время боялся напугать ее. — Фиона!

Пение смолкло. Последовала долгая пауза, а затем нерешительный голос спросил:

— Колин? — Она немного помолчала и крикнула: — Вы не отвечаете. Значит, вы не Колин.

О, господи! Колин почувствовал, как его губы расползаются в улыбке. У него было впечатление, как будто он вернулся к себе домой. Только взбалмошная, непоследовательная Фиона была способна на такие нелогичные рассуждения. Колин буквально взлетел вверх по лестнице и кинулся по коридору. Он бы ни за что не догадался, откуда три минуты назад доносилось пение, если бы из-за полуприкрытой двери в ванную не вырывались ароматные клубы пара.

У самой двери Колин остановился и прислонился лбом к дверному косяку, чтобы немного перевести дух. Однако в то же самое мгновение ему стало ясно, что дыхание восстановить ему, по всей вероятности, так и не удастся.

В ванной лежала Фиона. Вода доходила ей до груди, волосы были заплетены в косу и заколоты на затылке. На коврике у ванной лежали две таксы, которые, видимо, решили взять на себя роль церберов. Одна такса была новенькая: Колин ее раньше не видел. Симпатичный рыжий щенок с умной мордашкой.

Фиона не любила пену, а предпочитала ванну с отваром из трав. Поэтому Колин прекрасно видел ее нежную перламутровую кожу, длинные, стройные ноги, соблазнительные изгибы ее бедер и груди. И ее живот.

Заметив намечающийся животик, он почувствовал, что сердце у него взволнованно забилось.

— Привет, — сказала она, словно принимать посторонних мужчин, лежа в ванне, было для нее в порядке вещей.

Однако теперь-то Колин хорошо ее знал. Непредсказуемое, казавшееся порой нелогичным поведение, поспешные, бестолковые поступки и неожиданные ответы были ее способом защиты от окружающего мира. Колин подумал, что больше не клюнет на эти уловки. Он прекрасно слышал неуверенность, сквозившую в ее голосе, видел в беспомощном взгляде карих глаз бурю эмоций, которая одолевала Фиону. Боль. Тоску. Любовь.