Поединок страстей - Тиммон Джулия

Заказчиков из Берлина я начала искать еще в мае, когда наткнулась на проклятые Гарольдовы билеты, и полмесяца спустя разыскала координаты фирмы «Гроссхандель», которой отправила по электронной почте наши рекламные материалы и предложение сотрудничать. Ответа не было до недавних пор, и вот буквально за день я умудрилась устроить встречу с начальником их отдела закупок, заявив, что я буду в Берлине по другому делу и могла бы заодно заехать к ним. И убедила собственного босса отправить меня в командировку на следующий же день, сказав, будто в данном случае следует действовать без промедлений и будто выкроить время для встречи со мной представители «Гроссхандель» могут лишь сейчас. Началось все с удач, потому я и явилась в Берлин столь уверенная в том, что верну себе покой и стабильность. Чутье меня безжалостно обмануло.

Хорошо, что о продукции нашей фабрики я могу рассказывать в любом настроении и состоянии, ибо знаю ее как свои пять пальцев, не то пришлось бы отменять встречу – собраться с мыслями и заставить мозг переключиться с Гарольда и его блондинки на дела у меня не получилось бы. В кабинете, где обитает начальник отдела закупок «Гроссхандель», тишь и умиротворение. За приоткрытым окном чирикают птицы, спокойно гудит компьютер, с фотографий в одинаковых прозрачных рамках на письменном столе улыбаются дети – беззубые и взлохмаченные от игр или бега мальчики и девочки лет пяти, шести, семи. Окидываю их рассеянным взглядом и с удивлением обнаруживаю, что мне, обычно столь любознательной, совершенно безразлично, кем они ему приходятся – детьми, внуками или племянниками.

– Герр Шульц подойдет через пару минут, мисс Уинклер, – сообщает тоненьким голосом, который никак не подходит ее массивной фигуре, секретарша. – Может, кофе? Или чай?

– Нет, спасибо, – отвечаю я, с ужасом сознавая, что желаний во мне вообще нет. За исключением одного: сделать так, чтобы можно было зажмуриться, а открыть глаза в своей комнате, в Ноттингеме. И понять, что история с Гарольдом всего лишь приснившийся кошмар, последствие глупого опасения, которое надо скорее прогнать прочь вместе с впечатлениями от дурного сна. Увы, я не волшебница и претворять в жизнь подобные мечты не в состоянии.

В кабинет входит почти лысый человек с пивным пузцом, лет пятидесяти с хвостиком и более молодой, лет сорока, светло-рыжий и долговязый. Здороваемся, обмениваемся рукопожатиями и улыбочками, которыми непременно нужно друг друга одаривать, если хочешь, чтобы дела шли в гору. Впрочем, сейчас мне ни до чего. А улыбка и все остальное, что я делаю, всего лишь привычка, ставшая с годами моим вторым «я», во всяком случае на работе. Через минуту-другую выясняется, что, как ни удивительно, и Шульц, и его помощник прескверно говорят на английском. Меня так и подмывает схватить свой чемоданчик, из которого я еще не успела достать каталоги и образцы подарочных конфетных наборов, сказать что-нибудь вроде «мне очень жаль» и сбежать отсюда, чтобы снова закрыться в номере и посидеть в полном одиночестве, почти без движения. Но Шульц кричит в приемную:

– Катарина, будь добра, позови Джошуа!

Джошуа, мысленно повторяю я, понимая, что из-за него побег невозможен, и досадливо, но почти незаметно вздыхая. Пока его нет, Шульц задает мне элементарные вопросы о погоде и Берлине и я умудряюсь на них отвечать, хоть и сижу будто в некой капсуле из темного стекла и почти не вижу лиц и практически не слышу голосов.

Джошуа приходит несколько взвинченный и что-то торопливо объясняет начальнику на беглом немецком, наверное то, от сколь важных дел его отрывают. Шульц успокоительно поднимает руку, что-то снова кричит Катарине, указывает Джошуа на стул, и тот, облегченно вздыхая, садится. Впрочем, может, никакой он был не взвинченный – я ни во что не вникаю, ничего не желаю знать и едва взглядываю на этого Джошуа, когда нас друг другу представляют. Лет тридцати пяти, коротко острижен. Больше не замечаю ничего.

Джошуа великолепно говорит на английском. Не обратить на это внимание я не могу даже в своем безграничном горе. Благодаря ему и моим блестящим навыкам приобретать клиентов, заканчивается встреча пробным заказом и надеждой на продолжительное взаимовыгодное сотрудничество. Жму Шульцу и его помощникам руки, в последний раз улыбаюсь и наконец выхожу из кабинета, где, казалось, вот-вот задохнусь, хоть воздух был свежий.

Мечту уединиться в гостиничном номере сменяет желание заглянуть в полупустое кафе и, если получится, взбодриться крепким кофе. Одиночество может довести до крайности, а мне необходимо заставить голову работать, постараться не утонуть в своей беспомощности и ужасе и скорее придумать, как быть дальше.