Черный Принц - Демина Карина

Ни понять, ни простить.

- И долго они…

- Три года.

…женщина ушла первой, подхватила пневмонию и сгорела. Она бы умерла и раньше, если бы не Тод, который уговаривал ее жить. Заставлял есть, а Ульне садилась и смотрела.

Испытывала ли она жалость?

Отнюдь.

Должно быть, именно тогда она стала сходить с ума… или напротив, вернулась в разум, осознав, какая бездна лежит между ней и остальными.

- Что ж, - Освальд встал. - Полагаю, они заслужили.

Ни страха.

Ни отвращения.

Тедди хорошо выдрессировал мальчика.

- Это все, что вы хотели мне показать, матушка?

- Пока… пожалуй. Я подумала, что мы можем устроить прием… представить тебя обществу.

…тем ошметкам былой славы, которые удалось сохранить. Что ж, Ульне будет интересно взглянуть на людей, в которых ее отец видел надежду рода человеческого. А они откликнутся на зов.

Любопытны.

И жадны.

Стервятники, готовые распростереть крылья над умирающей тушей Шеффолк-холла. Пускай… Ульне найдется чем удивить их.

Освальд слушал.

Почтительный… все-таки ей повезло с сыном.

- И думаю, что тебе пришла пора жениться, мальчик мой, - она оперлась на его руку. - И еще, не устраивай больше встреч в лиловой гостиной… там сквозит.

- Да, матушка.

Предстоял путь наверх сто сорок три ступени, преодолеть которые будет непросто.

Годы все-таки не пощадили ее.

Они никого не щадят, и даже Шеффолк-холл постарел, однако Ульне еще увидит его возрождение. Если ее мальчик все сделает правильно…

Глава 5.

"Янтарная леди" пробиралась сквозь снегопад. Мерно гудел мотор, и винты разрубали разреженный горный воздух. Внизу проплывала черно-белая, углем по полотну рисованная земля.

Покачивалась палуба и клетка с канарейками, которые, нахохлившись, дремали. И немногочисленные пассажиры, которым хватило смелости совершить полет, уже названный историческим, с немалой завистью поглядывали на канареек.

Людям спать мешал страх.

И давешний репортер, то и дело прижимая к носу надушенный - чрезмерно надушенный по мнению Брокка - платок, то и дело всхлипывал. Но его хотя бы перестало мутить. Его коллега, пристроившийся у медных патрубков паровой печи обмахивался газетой, грузная его фигура, упакованная в плотный твид, гляделась нелепо, неестественно, но человек не желал расставаться ни с пальто, ни с двубортным полосатым пиджаком, ни даже с синим в желтую искру, кашне. Он прел, потел, лицо его налилось нездоровой краснотой, что вызывало крайнее неудовольствие корабельного доктора. И тот время от времени приближался, что-то говорил шепотом, качал головой и отступал, оставляя человека наедине с его страхом. На втором часу полета репортер все-таки сдался и снял фетровый котелок. Короткие влажные волосы на макушке тотчас встали дыбом…

- Забавные они, - шепотом произнесла Лэрдис, прикрывая рот ладошкой.

И Брокк подавил раздражение.

Как она сюда попала?

Билеты на "Янтарную леди" в продажу не поступали. Список пассажиров был согласован еще месяц тому, и Лэрдис в их число не входила. Но первой, кого Брокк увидел, выбравшись из машинного отделения, была она.

- Как я могла пропустить подобное? - Лэрдис лукаво улыбнулась. - Ты же знаешь, как меня влечет все новое… интересное.

Палевое узкого кроя платье, двубортный редингот из лакированной кожи и крохотная, кожаная же шляпка с высокой тульей.

Просто.

Изящно.

И алмазный аграф на шляпке лишь подчеркивает эту простоту.

Брокк сделал глубокий вдох, с трудом подавив вспышку ярости.

До чего некстати.

…вылет на рассвете и ночная поверка. Девятая кряду… или десятая уже? Которая ночь без сна, но полет должен пройти идеально, вот только в пятом отсеке давление упало.

…поиск утечки.

…экстренное перекалибровка грузов, размещенных отчего-то не по исходному плану.

…подъем и вновь давление. Встречный ветер. И неблагоприятные погодные сводки, из-за которых он едва не отменил полет. Лучше бы отменил…

От Лэрдис пахло лавандой и еще воском, которым натирали ее редингот, придавая ему подобающий случаю блеск. И эти запахи к концу перегона наверняка пропитают его одежду.

Проклятье.

- Дорогой, - Лэрдис сняла шляпку, и локоны рассыпались по плечам. - Ты же знаешь, до чего я не люблю отступать…