Страсть по объявлению - Сэндс Линси

— Обязательно, — согласилась она, и Мейбл вышла из комнаты.

Захлопнув дверцу посудомоечной машины, Элви отправилась наверх. Было уже поздно... или рано — как посмотреть. Вместо того чтобы начать укладываться спать, она вышла в лоджию. Не зажигая света, из окна посмотрела вниз на мужчин, сидевших полукругом возле умирающего костра. Из темноты до нее доносились голоса, а Элви стояла и смотрела на них. Один из этих мужчин может стать ее суженым. Она думала об этом и не представляла, как такое может случиться. Ей казалось, она пока еще не готова к другой сердечной привязанности. Потерять мужа и дочь было так больно...

К положительному моменту относилось то, что теперь с любым из них можно не бояться вновь остаться вдовой. Как и Элви, они уже были мертвецами.

Поморщившись, она пододвинула плетеное кресло и уселась в него, поджав под себя ноги. Потом закрыла глаза и стала прокручивать в памяти события минувшего дня — самого прекрасного дня за последние пять лет!

Ей можно есть!

Она больше не почувствует себя изгоем среди людей. Даже если за всю неделю больше ничего хорошего не случится, Элви будет благодарна и за это.

Кто-то легко побарабанил пальцами по стеклу двери лоджии. Элви вгляделась и увидела Виктора, стоявшего по ту сторону. У нее лихорадочно забилось сердце и вспотели руки. Стиснув кулаки, она заставила себя сделать глубокий вдох. Такое нервное восприятие мужчины было крайне необычно. Хотелось бы объяснить это состояние специфической реакцией на феромоны, выделяемые вампиром, но на его соплеменников, присутствовавших в ее доме, она почему-то так не реагировала. Элви даже почти жалела об этом. В конце концов, она уже вполне взрослая женщина и не должна вести себя как школьница, которую хватил любовный удар. К несчастью, в свои шестьдесят два года Элви выглядела на двадцать пять, а чувствовала себя шестнадцатилетней.

Укоризненно покачав головой в ответ на свои собственные мысли, она встала, подошла к двери и открыла ее. С выражением вежливого интереса на лице Элви ждала, что он скажет, и боялась сама произнести хоть слово. Потому что стоит ей открыть рот, она проблеет что-нибудь невразумительное или ляпнет какую-нибудь глупость.

— Вы забыли внизу браслет с лодыжки. — Виктор протянул ей руку, и она увидела в ней свою изящную цепочку. Сидя у огня, Элви сняла ее и положила рядом со стулом, а потом, судя по всему, просто позабыла про нее.

— Спасибо, — шепотом сказала она и смутилась, заметив, как задрожали у нее пальцы, когда она потянула цепочку с его руки.

Элви торопливо сунула браслет в карман, и тогда Виктор вытянул вперед другую руку. В ней оказались два бокала и полбутылки вина. Пальцами одной руки он держал бутылку за горлышко, а бокалы — за ножки.

— Это все, что осталось. Не пропадать же добру. Здесь вполне хватит на два бокала, как мне кажется.

Чтобы избавиться от его давящего присутствия, Элви была готова отказаться и закрыть перед ним дверь. Но у нее осталось столько нерешенных вопросов... Помимо того, как ни раздражала ее собственная тяга к нему, ей все равно хотелось, чтобы он был рядом.

— Здесь здорово! — Стоя в дверях, он оглядел лоджию.

Она проследила за его взглядом, обежавшим плетеную мебель. Было темно. Единственное световое пятно слабо светилось в глубине ее комнаты, но она не сомневалась, что у него такое же острое зрение, как и у нее. От света, доходившего из комнаты, было вполне достаточно, чтобы все видеть. Благодаря этому едва видному свету он понял, что она поднялась к себе, решила Элви.

— Как вы себя чувствуете? — Он уселся на диванчик и подал ей бокал.

— Голова немного кружится, — призналась она. — За пять лет я не выпила ни капельки, поэтому вино сразу ударило в голову. На сегодня мне, наверное, хватит.

— Еще один бокал, и будет в самый раз, — тихо сказал Виктор. Разлив остатки, он откинулся на спинку с вином в руках и внимательно посмотрел на нее.

Повисла тишина. Они сидели, потягивая вино. Затянувшееся молчание действовало ей на нервы. Элви физически ощущала его присутствие, его восхитительный запах. Она не знала, каким одеколоном он пользуется после бритья. Но ей самой нравилось покупать одеколон и разбрызгивать у себя в гробу, чтобы, уткнувшись лицом в атласную подушку, всю ночь во сне дышать ароматом.

— Для меня совершенно ясно: вас абсолютно не подготовили к пониманию того, что вам можно делать, а что нельзя. Почему так получилось?