Высокий, тёмный и голодный - Сэндс Линси

Она просидела столько часов и много не пила, несмотря на все то время, которое они там находились. Никто из них даже не заметил этого, так они увлеклись разговором. Терри начала поправлять пиджак, но остановилась на полпути.

— А как же ты? Разве он тебе не нужен?

— Я в порядке, — заверил Бастьен, закутывая ее.

— Ммм… — Терри запахнулась поплотнее шелком и обняла себя, довольно улыбаясь. — Он теплый и приятный. И пахнет тобой.

— Правда? — спросил Бастьен с едва заметной улыбкой. — А это хорошо?

— Ммм… — Она подняла один лацкан,^[50] повернула голову, чтобы зарыться носом в материал, и глубоко вдохнула. — Да, очень хорошо. Мне нравится твой одеколон, — призналась Терри, с удовольствием вдыхая его аромат снова и снова.

— Ты никогда не беспокоишься по поводу отговорок, правда?

— Отговорок? — Терри подняла голову и уставилась на своего спутника.

Официантка подошла к ним до того, как он успел ответить. Когда девушка взяла деньги, оставленные Бастьеном на столе, то поблагодарила его и пожелала им доброй ночи. Они ответили ей, затем Бастьен взял Терри под руку, чтобы подвести к открытым воротам, окружающих патио, вывел ее, все еще держа за локоть, и они направились вверх по улице.

Любезность была одной из характерных черт Бастьена, которая нравилась Терри. Например, он открывал перед ней двери, всегда пропуская вперед. Он беспокоился о ее комфорте и благополучии, переживал, не замерзла ли она, не жарко ли ей, или не устали ли у нее ноги. Ей даже нравилось, каким образом он спрашивал о ее предпочтениях, а потом заботился, чтобы они были исполнены.

Очень мало мужчин могли обходиться с учтивостью, которая была принята в прошлом, а большинство женщин могли воспринять это как оскорбление. Но только не Терри. Наоборот, это заставило ее почувствовать, что она особенная, что ее балуют, холят и лелеют. Она чувствовала, что о ней заботятся. Большая часть манер Бастьена способствовала таким ощущениям. Она могла бы и привыкнуть к такому обращению.

Обеспокоенная этими мыслями, Терри взглянула на здания, которые возвышались, как горы вокруг них, заслоняя небо.

— Здесь так прекрасно!

— Да, красиво, — удивленно сказал Бастьен, когда осмотрел окружающий их городской пейзаж. — Я бесчисленное количество раз приезжал сюда по делам, но никогда не обращал внимания.

Терри кивнула, нисколько не удивляясь. Большинство людей становились равнодушными к окружающему миру, независимо от того насколько восхитительным он был, и даже не задумывались об этом. — Что ты имел в виду, когда сказал, что я не беспокоюсь об отговорках?

Пока они шли, Бастьен некоторое время молчал, затем ответил:

— Многие женщины никогда бы не признались, что им нравится мой одеколон, не говоря уже о том, чтобы показывать такое удовольствие, вдыхая его запах. Они постоянно стараются сохранить хладнокровие и остаться безучастными к происходящему. Но ты сделана из другого теста. Ты не играешь в подобные игры.

— Игры для детей, — пробормотала она. Потом удивленно взглянула на него, когда он внезапно расхохотался: — Что?

— Кажется, тебя нисколько не заботит то, что в остальное время ты ведешь себя как ребенок. Я никогда не видел, чтобы кто-то реагировал в музее так, как ты, — объяснил он. Терри покраснела. Смеясь, Бастьен добавил: — А когда мы бродили по блошиным рынкам и уличным ярмаркам!..

— Извини, — машинально пробормотала Терри.

— Не надо. Это одна из особенностей, которая мне больше всего в тебе нравится.

— Это хорошо. Потому что на самом деле мне не жаль, — улыбаясь, призналась она.

Бастьен усмехнулся и повел ее переходить улицу.

— А это «Хилтон»,^[51] - объяснил он, когда они шли вдоль здания, занимавшего большую часть улицы. — Здесь должен быть целый ряд такси. По крайней мере, так обычно бывает.

— А далеко до пентхауса? — спросила Терри. Ей казалось, что они не долго добирались до театра.

— Около четырех кварталов отсюда, — предположил Бастьен.

— Зачем тогда тратить деньги на машину. Мы можем дойти пешком.

— Серьезно?

Она покачала головой в ответ на его удивление. Ей было интересно, неужели он обычно встречался с дряхлыми кошелками, которые не могли и шага пройти.

— Я воспринимаю это как оскорбление, — сказала Терри, делая паузу, чтобы взглянуть на него, когда они дошли до угла гостиницы. — Все выходные я ходила с тобой пешком, провела на ногах не менее четырех часов в музее, а потом около трех часов, бродя по магазинам, пока ты делал покупки. Неужели ты думаешь, что я не смогу пройти каких-то четыре квартала?