Обманутое время - Робертс Нора

Аэроцикл завис над поляной, на которую упал звездолет. Кэл оглянулся на Либби через плечо.

— Ну как? Садимся?

— Нет. Давай вверх! — Она громко рассмеялась, запрокинув голову, словно тоже почувствовала притяжение неба.

Кэл повернулся и поцеловал ее.

— Хочешь повыше?

— Какой предел у твоей машинки?

— Не знаю, не хотел рисковать. Если мы поднимемся слишком высоко, нас могут заметить с земли.

Он, конечно, прав. Либби отбросила волосы со лба. Интересно, почему рядом с Кэлом она становится такой легкомысленной?

— Значит, до вершин деревьев. Один разочек!

Она снова обхватила его за пояс, и они взмыли вверх.

Кэл был счастлив, он понял, что никогда не забудет сегодняшний полет. Сколько бы раз он ни поднимался в небо и ни улетал в космос, сколько бы раз ему еще ни предстояло сделать то же самое, их с Либби полет неповторим. Она смеется — тихо, мечтательно. Смеется и ласково прижимается к нему. Жаль, что он не видит ее лица. Летать с ней почти так же здорово, как заниматься любовью. Кажется, что они в состоянии преодолеть земное притяжение…

Кэл победил искушение взмыть над деревьями. Аэроцикл плавно скользил вдоль самых верхних ветвей сосен. Ручей под ними казался тонкой ниточкой, хотя после весеннего таяния снегов и недавних дождей воды в нем прибавилось. Сквозь облака пробилось солнце; под ними по земле бежала тень.

Не сговариваясь, они подняли голову и загадали желание.

Он сбросил скорость, потому что пора было спуститься. Они беззвучно направились вниз — невесомые. Либби чувствовала, как на шее у нее шевелится пушок, поднятый воздушным потоком. Вскоре они приземлились рядом со звездолетом, и она вспомнила Питера Пэна и волшебную пыль.

— Ну как?

Кэл повернулся к ней. Тихий рокот мотора затих.

— Просто чудо! Мне кажется, я могла бы провести так целый день.

— Полеты легко входят в привычку. — Кэл знал, что говорил! Он спрыгнул на землю и подал ей руку. — Я рад, что тебе понравилось.

Все кончено, твердила себе Либби, снова ощутив твердую почву под ногами. Одним воспоминанием больше.

— Мне очень понравилось, — сказала она. — Не собираюсь выяснять, как это действует. Все равно вряд ли пойму, да и удовольствие портить не хочется. — По-прежнему держа Кэла за руку, Либби посмотрела на звездолет. Она испытывала по отношению к этому летательному аппарату сложные чувства; впрочем, у нее в голове сейчас вообще все перепуталось. Звездолет подарил ей Кэла, но он же навсегда отберет у нее любимого. — Я тебя оставлю, а ты приступай к работе.

Кэла тоже раздирали противоречивые чувства.

— К ночи я вернусь.

— Хорошо. — Либби с независимым видом сунула руку в карман. — Дорогу найдешь?

— Я хороший штурман.

— Конечно. — Птицы, которых они распугали, вернулись на ветки и снова защебетали. Время утекало незаметно. — Ну… тогда я поехала.

Кэл понимал, что Либби медлит нарочно; ему и самому не хотелось, чтобы она уходила. Он твердил себе, что ведет себя как дурак. Ведь через несколько часов он снова будет с ней.

— Мне, конечно, хочется, чтобы ты осталась и посидела рядом, но тогда я вряд ли что-то сделаю.

Какое искушение! Она зайдет внутрь, и тут уж будет не до компьютера и расчетов. Но разве это правильно?

— Я тоже за последние два дня совсем забросила работу, — сказала Либби.

— Ладно. — Кэл нагнулся и поцеловал ее. — До вечера.

Он еще долго стоял в проеме люка и смотрел ей вслед. «Лендровер», пыхтя, карабкался вверх по склону. Но, добравшись до вершины, Либби не оглянулась.

Почти весь день Либби подробно записывала все, что с ней случилось в последние дни. Вспоминала точные слова Кэла, воспроизвела его гипотезу, объяснявшую, почему он очутился здесь, и добавила свои комментарии. Повинуясь привычке к порядку, которая стала ее второй натурой, Либби перечислила все, что она пережила, начиная с той минуты, когда увидела вспышку в небе, и до той минуты, когда оставила Кэла у корабля.

Перечислять факты было просто. Память ее не подвела. Либби понимала, что память станет и ее благословением, и проклятием, когда она снова останется одна. Но сейчас она призвала на помощь объективность и очерчивала все события так беспристрастно и хладнокровно, как будто писала диссертацию.

Покончив с отчетом, она дважды перечитала его, где-то зачеркивая и подбирая более точные слова, где-то что-то дописывая. Она привыкла составлять отчеты. Ей хотелось, чтобы рассказ Кэла, когда он вернется в свой двадцать третий век, был убедительным. Она постарается сделать все, чтобы ученые его времени ему поверили.