Зов ночи - Лазарева Ярослава

      «Однажды Маришка явилась среди ночи. Родители были в отсутствии. Она начала колотить в дверь, а время было почти два часа. Мне не хотелось, чтобы соседи потом сплетничали, а в нашем клоповнике это очень любят, хлебом не корми, и открыл ей. Она ввалилась в комнату и начала хохотать. Вначале я решил, что она пьяна, но запах алкоголя не чувствовал. И тут я обратил внимание на ее ненормально расширенные зрачки. Маринка находилась под кайфом! Кокаин в наше время в моде. Он, конечно, стоит очень дорого, так что заводские о таком и помыслить не могут, но вот в артистических кругах, да и в среде номенклатурных работников им любят баловаться. И достать его не проблема. Думаю, новый поклонник дал попробовать его Маришке. А иначе откуда у обычной заводской девчонки возьмутся на него средства. Поняв, что она под кайфом, я сразу решил под благовидным предлогом отправить ее домой. Но Маринка думала по-другому. Она необычайно осмелела. Ни разу я не видел ее такой. Навалившись на меня, она начала меня целовать. Я мягко отвел ее руки и отстранился, сказав, что уже поздно и ей лучше отправиться домой. Она расхохоталась и заявила, что «мой папаша, как и твой, до утра на заводе. а мать спит так, по пушкой не разбудишь». Я обхватил ее за талию и потащил к двери. Маришка упиралась, цеплялась за мебель. Шуму мы наделали! Наконец ей надоело со мной бороться, она вырвалась, встала напротив меня, упирая руки в бока, и закричала, что я дурак, не понимаю своего счастья, что она меня «жутко полюбила». Потом упала на стул и разрыдалась. Я не стал ее утешать. Мне хотелось лишь одного — чтобы она ушла как можно скорее. Когда она  ворвалась ко мне, я заканчивал стихотворение. И меня бесило, что она сбила меня с нужной волны. Я подождал, пока она успокоится. Через какое-то время Маришка подняла мокрое лицо и жалобным голосом попросила «водички». Ее зрачки уже немного сузились, это вселяло надежду, что скоро действие кокаина закончится, она станет более адекватна и уберется отсюда по-хорошему. Но пока я наливал ей из графина воду в стакан, она вскочила и ринулась ко мне в комнату. Я поставил стакан и за ней. Она уже лежала на моем топчане и задирала подол платья, намереваясь его снять. Я опешил. Затем склонился над ней и пристально посмотрел в глаза. Она замерла. Гипноз в этот раз мне удался. Может, сказалось и то, что она все еще была под воздействием кокаина. Думаю, поэтому Маришка так быстро подчинилась внушению.

      Я сделал мощный посыл. Она медленно встала, одернула платье и вышла из комнаты. Я смотрел ей вслед, так как должен был вовремя вывести ее из этого состояния. Маришка прошла комнату родителей, открыла дверь и шагнула в коридор. Я будто видел сквозь стену. Вот она повернула налево и медленно двинулась в сторону своей двери. Я видел, как она остановилась, нащупала в сумочке ключи и открыла замок. Затем вошла и плотно закрыла за собой дверь. Я послал ей телепатический импульс, хлопнул в ладоши, чтобы вывести ее из гипноза. Она дернулась и открыла глаза. С изумлением огляделась. Но увидев, что находится у себя дома, глубоко вздохнула и начала осторожно снимать туфли. Остальное меня не интересовало, и я отключился от ее сознания. После выхода из гипнотического состояния она не будет помнить, как вломилась ко мне. Но этот сеанс вызвал сильнейшее утомление. Огорчало то, что я уже не смог писать дальше. Промучавшись с неудавшимся четверостишием около получаса, закрыл тетрадь и лег спать. Но что меня еще ждет с такой соседкой? Не могу же я постоянно ее гипнотизировать! Мало мне и своих проблем, так еще и эта Маришка!»

      На этом месте записи обрывались. На оставшихся двух листках я увидела эссе. Сверху стояло название «Вампир и роза». Я вспомнила новую картину Ренаты. Но читать не стала. Мое настроение оставляло желать лучшего. Я все еще не могла преодолеть злость. Хотелось немедленно вызвать Лилу, попросить, чтобы она снова создала мою вампирскую копию, отправиться в прошлое и наподдать этой Маришке как следует, чтоб знала. Я соскочила с дивана и начала быстро ходить по гостиной. Все не могла успокоиться. Убивала невозможность действовать и что эта «наглая тварь», а по-другому я не могла ее назвать, находится в такой близости от моего любимого. Умом я понимала, что у меня нет причин ревновать. Я уже не раз могла убедиться в верности Грега. Но после того случая с Лерой я будто получила ожог. При малейшем поводе душа начинала болеть, словно остался незаживающий рубец. И от этой боли ревность разгоралась с новой силой. Так происходило и сейчас. Тем более Маришка казалась мне симпатичной и здоровой девушкой, а Грег наверняка после превращения испытывал и сексуальный голод. Помню, как он красочно описал свой аппетит после обратного превращения, с каким наслаждением он поедал обыкновенный жареный картофель. Нетрудно было предположить, что не менее сильный голод возник у него и к физическим отношениям с девушками. Он столько лет был этого лишен. Грег не писал мне об этой стороне его превращения, но я была уверена, что она присутствует, а он просто не хочет меня огорчать. Но от таких мыслей моя ревность лишь усиливалась.