Внешность - это не главное! - Гусейнова Ольга Вадимовна

   Встав перед зеркалом, в очередной раз с болью посмотрела на себя. Да, папа прав, по стандартам Карияра я хороша. Молочная, никогда не знавшая солнца кожа, золотистые волосы, полукругом уложенные в косы вокруг головы, из-за чего с активированным надири голова становилась непропорционально большой. Коричневые брови над небесно-голубыми большими глазами, которые все остальные видели лишь голубыми щелочками. Яркие розовые пухлые губы, тонкую изящную шею, высокую округлую грудь и крутые бедра, переходящие в длинные стройные ноги, тоже никто не видел и оценить не мог, потому что все мои внешние достоинства скрывало надири, а других почему-то за все мои двадцать шесть лет никто так и не заметил.

   В комнату без предупреждения вошла мама; только члены семьи имеют беспрепятственный вход в мои апартаменты. Я полулежала на диване, чувствуя себя крайне скверно, обреченной на заклание, не меньше. Она приблизилась, шурша юбками, и присела рядышком. Мягко погладила по золотым косам и, наклонившись с какой-то затаенной болью в так похожих на мои глазах, поцеловала. Мы с Лиси очень похожи на маму, но я выше сестры. А главное, я - почти копия мамы, только моложе, естественно, а вот Лиси многое взяла от папы.

  - Прости меня, Лель, я пыталась отговорить отца от этого мероприятия, но он, если что-то решил, с пути не свернет.

   - Да ладно, мам, я все и так о нем знаю! Да и о себе тоже! Так хоть чем-то полезной буду семье, сама же и предложила.

   - Лель, не говори так. Не рви мне душу! Это я виновата, что ты такая. В то время, когда я носила тебя, со мной непонятно что творилось. Отец был полгода на Хартане, и я так переживала за него. Все время меня грыз страх потерять его. Слишком боялась, что император предаст его, погубит мою любовь, убьет моего мужчину... Я... Я заразила этим страхом тебя, родная, моя маленькая девочка. Этот груз вины я буду нести всю оставшуюся жизнь.

   Я привстала и обняла маму, чувствуя себя еще хуже от того, что она страдает из-за меня:

   - Не волнуйся, мам, я справлюсь! Ведь со мной будет Лиси и охрана.

  - Я переживаю не об этой экспедиции, хотя она меня тревожит не меньше. Я переживаю о твоей дальнейшей судьбе.

   Молча посмотрела на нее, предчувствуя новые, и надо полагать не слишком приятные сюрпризы. Несмотря на то, что возраст мамы уже перевалил за сотню, ее лицо было идеально чистым и гладким. В нашем роду даже первая седина появляется на второй сотне лет. Мама очень тщательно следила за собой и нас обязала заботиться о собственной внешности. Принцессы должны быть идеальны во всем. Нервничая, она чуть отстранилась, наморщила лоб и осторожно начала:

  - Нам с отцом поступило предложение... Просьба... О твоей руке... хм-м-м, возможности твоего замужества.

   - И кто же этот храбрец, что решился взять меня в жены? - У меня загорелись глаза от любопытства и надежды.

  - Байрен Турвасу, он богат и знатен. - Мама отвела голубые прозрачные глаза.

  - Да? А сколько ему лет, что-то я не встречала его на балах и приемах?

   - Хм-м-м, ему двести девяносто семь, но он весьма и весьма бодр. Еще!

   - Ты что, шутишь, мама? Ему в лучшем случае три года осталось до кончины, дольше трехсот почти никто живет. То есть, я буду женой практически мумии?

   - Лель, зато ты очень скоро освободишься от него и станешь молодой и красивой вдовой, избавленной от ношения надири. Тогда все оценят твою красоту и возможно количество желающих на твою руку увеличится.

   - Знаешь, мама, я не считаю красоту своим главным достоинством и... и... вообще, я устала и хочу спать. Мне завтра вылетать утром с Лиси и...

  - Да, я поняла тебя, родная. Прости. Но нам придется следовать плану отца и намекнуть о твоем положительном решении касательно этого брака, чтобы поддержать легенду. А когда вы вернетесь, мы поговорим обо всем этом. Будьте осторожны, Лель, и держись рядом с сестрой, она защитит если что.

   - Хорошо, мама! Я буду осторожной, в этом можешь не сомневаться! А по поводу брака... я же могу и передумать, или жених передумает...

   - Дочь, обещаю, мы сделаем все так, чтобы не пострадала ни наша честь, ни честь Турвасу, чтобы пресечь дальнейшие слухи, если ты передумаешь.

  Она еще раз склонилась надо мной и, чмокнув в щеку, удалилась со скорбным видом. Как будто из комнаты тяжелобольного вышла. И так стало обидно, что слезы непроизвольно выступили на глазах.