Опасные забавы - Гарвуд Джулия

Слава Богу, спуск прошел без проблем.

Когда веревка провисла в руках, Анна опустилась на четвереньки и осторожно выглянула в отверстие, пытаясь рассмотреть своих товарок. Разумеется, ничего не вышло. Даже оклики их едва доносились на такую высоту.

Анна поднялась, вытянула веревку и скатала в аккуратный моток.

— «Три слепые мышки, три слепые мышки, — пропела она рассеянно, — забежали в дом, забежали в дом»…

Заметив, что одолженный спортивный костюм запачкан на коленях, Анна отряхнула его дочиста.

— «Забежали в дом»… — напевала она по дороге на кухню.

Странно, что из всех мелодий именно эта выплыла из памяти и крутилась теперь в голове с тупым упорством. Это же детская песенка, а они с Эриком давным-давно решили, что дети не для них. Когда-то отец пел эту песенку ей на сон грядущий, и, если постараться, можно припомнить остальное.

Это вы напрасно, серые глупышки, Фермер поджидает вас с большим ножом.

Или это была «фермерша с ножом»? Впрочем, для мышек это не составит разницы. А дальше? Дальше пробел. В самом деле странно… она думала, что слова отпечатаны в памяти — не сотрешь.

— Три слепые мышки…

Анна присела у стола и с минуту возилась с узлом, пытаясь отвязать веревку. Однако так можно обломать ногти! Сообразив это, она отправилась на поиски портновских ножниц, которые Кэрри принесла из комнаты в виде вещественного доказательства. Они обнаружились на столике перед камином. Отрезав веревку, Анна затолкала стол на свое место, к окну.

— Три слепые мышки…

Она постояла у стойки, вспомнила про недопитый чай и обнаружила, что он совсем остыл. Однако Сара и Кэрри ждут! Анна вернулась в кладовую, закрепила моток остатком веревки и сбросила в отверстие, подумав с кривой усмешкой: «„Прощай, соломинка!“ — сказал утопающий». Снизу слабо донесся тревожный возглас — кажется, Сара.

— Три слепые мышки…

Как теперь избавиться от идиотской песенки? Анна плотно прикрыла за собой дверь кладовой. Кухня была в полном беспорядке: раковина завалена грязными тарелками, стулья стоят вкривь и вкось. Анна придвинула их к столу и принялась за посуду: вставила затычку, налила воды, добавила моющее средство — все это не спеша и с толком. Убедившись, что кухня теперь сияет чистотой, она разложила на столе свежие клеенчатые салфетки под приборы, полюбовалась делом своих рук и задула свечи.

В холле было холодно. Анна постояла, обнимая себя руками. Давно уже она не чувствовала себя такой старой, усталой и некрасивой. Усталость пройдет, надо только как следует выспаться, а вот внешность не терпит пренебрежения. Женщина должна всегда быть в форме, при свидетелях и без, особенно женщина светская. Она не какая-нибудь Сара и Кэрри, что носят мешковатые спортивные штаны или эти ужасные костюмы для джоггинга, которые иногда называют потниками. Ничего себе имечко! Даме потеть не пристало. Только плебейка потеет, рыгает, пускает ветры… позволяет докторам вонзать в свое тело скальпель. У дамы есть чувство долга — перед собой и своим супругом. Разве Эрик не говорил сотни раз, что ее тело для него священно, что это храм ее души? Разве не умолял не осквернять этот храм?

Однако как кружится голова…

Анна постояла, держась за перила, и медленно двинулась вверх по лестнице. У себя в комнате она приняла душ, вымыла голову, подвила волосы щипцами и за неимением парикмахера сама уложила их в прическу. Целый час ушел на то, чтобы решить, какое из новых трикотажных платьев надеть. После долгого размышления предпочтение было отдано фисташково-зеленому с очаровательной серебряной пряжкой — предел элегантности и шика. К нему отлично подошли серые туфли с перламутровой отделкой и бриллиантовые подвески в платиновом обрамлении (подарок Эрика к последней годовщине свадьбы).

Вернувшись в холл (для этого потребовались три остановки), Анна вспомнила, что забыла про духи. Что за непростительная оплошность! Она опять поднялась к себе, хотя это стоило усилий, и тронула любимыми духами запястья и волосы за ушами. Вот теперь все в порядке, можно спускаться.

Она так и не сделала шага с последней ступеньки, завороженная тем, как рассвет проникает в холл, превращая его в подобие языческого святилища. Все мерцало, все переливалось золотом. Какая досада, что Эрик не может разделить ее восторг! Она стояла так, пока золотое сияние отчасти не померкло, — не менее двадцати минут. За это время лекарство подействовало окончательно, со всеми своими побочными эффектами, и Анна двинулась через холл, выписывая кривую и сама же над этим хихикая. Должно быть, именно так себя чувствует человек под парами! «Под парами» — вот ведь смешное выражение!