Дорогая мамуля - Робертс Нора

– В основном.

Ева влилась в поток машин, с тяжелым сердцем готовясь поддерживать светский разговор.

– Бобби хочет провести поминальную службу по своей матери до конца года. – Зана начала нервно крутить верхнюю пуговицу пальто: ее руки ни на минуту не оставались в покое. – Не знаю, удастся ли нам теперь это сделать, когда он так пострадал. Он думал… мы думали, что хорошо было бы провести службу до Нового года. Чтобы оставить все эти горести в старом году. Когда мы сможем уехать домой?

Невозможно их тут удерживать, думала Ева. Можно потянуть время, но нет законных причин требовать, чтобы они остались в Нью-Йорке после того, как врачи разрешат транспортировку Бобби.

– Посмотрим, что скажут врачи.

– Я думаю, мы больше сюда никогда не вернемся. – Зана поглядела в боковое стекло. – Слишком много всего случилось. Слишком много тяжелых воспоминаний. Наверно, я тебя больше никогда не увижу, когда мы уедем. – Она помолчала минутку. – Если ты узнаешь, кто убил маму Тру, Бобби придется еще раз сюда ехать?

– Я бы сказала, это будет зависеть от обстоятельств.

Ева вошла в гостиницу и поднялась в номер, чтобы убедиться, что все в порядке. Она потребовала и получила копию записи с диска наблюдения в вестибюле, поставила на дверях номера своего человека и с облегчением сбежала.

Она вернулась в управление и обнаружила у себя на столе две нарядно завернутые коробки. Бросив взгляд на открытки, она убедилась, что они от Пибоди и Макнаба. Одна для нее, другая для Рорка.

Ева не испытала никакого праздничного подъема и не стала открывать свою коробку. Она отодвинула подарки в сторону и принялась за работу. Написала свой отчет, прочитала отчет Пибоди и внесла их в дело.

Следующие полчаса она просидела в тишине, изучая свои записи. Ей надо было многое обдумать. Перед уходом она повесила на окно подарок Миры. Вдруг он поможет?

Загадочный круг тускло поблескивал на фоне темного окна. Ева вытащила из кармана телефон, подхватила подарки под мышку и вышла из кабинета.

– Я освободилась.

– Проголодалась?

– Это двусмысленный вопрос. – Ева увидела Бакстера, помахала ему рукой и остановилась. – Давай что-нибудь попроще.

– Я так и думал. «У Софии», – сказал Рорк и продиктовал ей адрес. – Тридцать минут.

– Годится. Если приедешь первым, закажи большущую-пребольшущую бутылку вина и налей мне полный бокал.

– Вечер обещает быть интересным, лейтенант. До скорого!

Спрятав телефон в карман, Ева повернулась к Бакстеру.

– Ты, конечно, не пригласишь меня с собой и не угостишь из большущей-преболыпущей бутылки вина.

– Нет, не угощу.

– В таком случае можешь уделить мне минутку? С глазу на глаз.

– Хорошо. – Ева вернулась к себе в кабинет, зажгла свет. – Угощу тебя кофе, если хочешь. Но это мое лучшее предложение.

– Беру.

Он сам подошел к автомату. Ева заметила, что на нем все та же одежда, в которой он вел слежку: светло-серый свитер, темно-серые брюки. На брюках остались следы крови – вероятно, крови Бобби.

– Я не знаю, что и думать, – признался Бак-стер. – Может, я что-то упустил. Может, я просто схожу с ума. Я уже мозги себе сломал, перебирая все это в голове. Я все это записал. И все равно не понимаю. – Он взял стаканчик с кофе и повернулся к Еве, – я послал малыша за сосисками. Ни в чем его не виню, это было мое решение. И я решил: раз уж они покупают сосиски, какого черта и нам не взять? И, черт возьми, Даллас, я был голоден!

Ева видела, что ему не дает покоя чувство вины. В эту минуту она как будто смотрелась в зеркало.

– Хочешь получить нагоняй?

– Может быть. – Бакстер нахмурился, глядя в кофейную жижу, потом отхлебнул немного. – Я их слушаю: ничего. Обычная болтовня. Не могу добиться полного обзора, но он высок ростом, я вижу то его затылок, то профиль, когда он поворачивается к ней. Я двинулся вперед, когда она пролила кофе, но потом снова успокоился. Если их положение обозначить как полдень, то Трухарт был на десяти часах, а я на трех. И тут она как завизжит прямо у меня в ухе!

Ева присела на край своего стола.

– Флюиды?

– Никаких. Там вселенское столпотворение, над головой орет звуковая реклама, какой-то уличный Санта на углу трезвонит в свой чертов колокол. Люди текут мимо или толпятся на перекрестке, света ждут. И все лезут вперед. – Бакстер отпил еще кофе. – Я пробрался к ним, как только она закричала. Не видел, чтобы кто-нибудь пытался сделать ноги. Да и зачем? Сукин сын мог спокойно стоять на месте. Это мог быть один из свидетелей, откуда мне знать? Или он мог потихоньку стушеваться, отойти назад. Сегодня на Пятой авеню проходил этот гребаный парад. Люди поскальзывались, падали.