Бархатная смерть - Робертс Нора

– Это лейтенант «Пошла ты», усек?

Щербатый сосед первого ханыги жизнерадостно загоготал.

– Вот что я могу сделать, – продолжала Ева. – Могу сплющить твою голову о стену. – Ева бросила выразительный взгляд на второго ханыгу, давая понять, что к нему это тоже относится. – А потом надену на тебя браслеты, пока обшариваю твои карманы. В кармане у тебя наркота.

– Хрена ли ты знаешь. Права не имеешь без достаточных оснований.

– Я вижу наркоту. У меня глаза-рентгены.

– Без балды? – Второй ханыга ухмыльнулся ей, округлив глаза от удивления. – Это круто! Ни фига себе.

– Вот и мне так кажется. Но я этого не сделаю. Не стану проверять вас обоих по базе, не нагряну в вашу ночлежку, не буду переворачивать ее вверх дном и выворачивать все наизнанку. Не собираюсь лично заниматься вашим обустройством за казенный счет на следующие несколько суток. Я всего этого не сделаю, а знаете почему? Потому что вы оба будете стоять здесь на месте, пока я не вернусь, и глаз не спускать с моей машины. Вон она, поняли? Будете следить за ней, как за ненаглядным дитятей. Если я выйду и увижу, что моя полицейская машина стоит на том же самом месте, в том же самом состоянии, в каком я ее оставила, мы расстанемся друзьями. В противном случае придется мне навестить вас еще раз. Ясно?

Первый ханыга пожал плечами:

– Как будто у меня других дел нет.

– Зато у меня есть. Сейчас получите десятку, а еще одну – когда я вернусь. Держу пари, тебя зовут Джон Смит, – повернулась она ко второму.

Он купился:

– Нет, я Клиппер Плинк.

– Ну а я что говорю? Я и говорю Клиппер Плинк.

– Откуда ты знаешь все эти штуки? – Он смотрел на Еву, как на второе пришествие Христа. – Ты что, ясновидящая?

– Точно.

– Господи, Клип, – услышала она за спиной голос первого ханыги, пока сокращала расстояние между собой и Рорком, – до чего же ты тупой!

«Как же я люблю за ней наблюдать, когда она работает», – думал Рорк. Ева не переставала изумлять и забавлять его. Вот он и наблюдал, спокойно прислонившись к стене, пока она атаковала пару уличных громил. Ну, не пару, решил он, скорее полтора, так будет точнее. У них не было ни единого шанса, когда она вошла в образ «плохого копа».

И вот теперь она идет к нему. На ее лице играет еле заметная улыбка.

– Сколько уличных воров, грабителей, хулиганов ты смел с улицы одним взглядом, говорящим: «Только дернись, сучонок, и ты будешь долго писать кровью?» – спросила Ева.

– Да я не считал. По-моему, этот район небезопасен. Я так рад, что рядом коп.

– Как же, как же! Можно подумать, тебе нужен коп.

– Мне нужна только ты, дорогая. Днем и ночью. Сучонок?

– В этом особом взгляде читается «сучонок». Только не говори мне, что ты приперся в этот неблагополучный район на тачке такой же выпендрежной, как твой костюмчик.

– Ладно, не буду говорить. Тогда, может быть, ты мне скажешь, почему мы направляемся в сексуальный притон в такой приятный вечер, когда я почти готов поверить, что весна наконец придет?

– Одна из танцовщиц с раздеванием, лицензированная компаньонка, чисто случайно оказалась одной из Авиных мамаш. Я тебе потом нарисую всю картину, а пока подстраивайся на ходу. Но с ней я хочу побеседовать прямо сейчас. Ей осталось работать не больше часа.

– Что ж, не будем терять время. – Рорк потянул на себя дверь.

Дверь отрезала их от почти весеннего вечера, они оказались в душном, опасном мире секса на продажу.

Здесь пахло потом, спермой, дымом множества наркотических веществ и дешевых алкогольных напитков. Пол был заляпан липкими грязными пятнами. Мужчины и женщины со злыми глазами, остекленевшими глазами, безумными глазами, пустыми глазами горбились за столами или восседали, как на насесте, на высоких табуретах у короткой замызганной стойки бара, пока двое – мужчина и женщина – разносили на подносах напитки и уносили пустую посуду. Оба были совершенно голыми, если не считать татуировок и пирсинга. Мигающее освещение отбрасывало пульсирующие красные блики на их тела.

На небольшом помосте две женщины – трудно было назвать их танцовщицами – изображали нечто вроде сексуальных игр вокруг длинных серебристых шестов под звуки, которые только глухой посчитал бы музыкой. Талию каждой сковывал серебристый обруч, за который было заткнуто по нескольку купюр. «Вряд ли они насобирают щедрую дань за этот номер», – подумал Рорк.

Он подошел к бару вместе с Евой. Пивной рукояткой орудовал мужчина с такой белой кожей, что она могла бы светиться в темноте. Розоватые веки обычно указывали на потребителя дешевого наркотика, именуемого в просторечии «химкой», но Рорк заметил, что глаза у него бледно-голубые, прозрачные, почти бесцветные.