Волшебство Маккензи - Ховард Линда

Но он никогда прежде не встречал Марис Маккензи.

Макнил не поднялся с кровати. Более того, не рассмеялся в голос и не сказал, что сотрясение, возможно, уже плохо повлияло на ее голову. Она была маленькой, аккуратно сложенной, даже хрупкой, и почему-то казалось неправильным заставлять ее злиться или, что еще хуже, ранить ее чувства. Все, чего он хотел, так это продолжать держать ее в объятьях, укачивать словно ребенка, прижав к себе, укрывая и защищая; охранять ее от опасности, которая могла неожиданно обрушиться на них в течение следующей пары часов; оградить ее от всего. Кроме себя. Он хотел, чтобы она открылась ему – беззащитная, обнаженная, полностью в его распоряжении. Он хотел утонуть в этих манящих огромных черных глазах и забыть обо всем, кроме пьянящего лихорадочного восторга, когда он будет погружаться в нее. Такой резкий поворот событий начисто выбил его из колеи. До прошлой ночи она и все остальные работники Соломон Грин были не более, чем подозреваемыми в его списке, и Алекс не позволял себе чувствовать жар всякий раз, когда ее стройное женственное тело появлялось в поле его зрения. Черт подери, ему даже не нужно было ее видеть, предательские мысли уже прокрались в сознание и напоминали о ней весь день, а потом будоражили его и без того неспокойный сон.

Он, как мог, отрицал свою неспособность игнорировать ее с той же легкостью, с какой она игнорировала его. Она всегда сохраняла спокойствие, целеустремленность и обладала стальной волей. Она, как и он сам, полностью отдавалась работе, отчего ему порой казалось, что она просто не способна заметить его существование. Заметить, что он человек, не говоря уже о том, что он мужчина. И это странным образом тревожило его. Ему бы как раз слиться с толпой, но вместо этого он отчаянно старался выделиться. Хотел, чтобы она однажды взглянула на него, и узнавание промелькнуло в ее глазах, а не скользнула по нему взглядом, словно по пустому месту. Ночь за ночью, лежа в одиночестве в постели, он думал о ней, негодуя на себя, что не может прекратить делать этого, и на нее, что она не замечает его. Он хотел, чтобы она точно так же осознавала и чувствовала его, как и он ее, хотел знать, что она точно так же лежит в постели одна, ворочается на простынях и думает о нем. Он хотел ее так сильно, что исходил злостью к самому себе. Ему нравилось в ней абсолютно все, что само по себе было поразительным, учитывая тот факт, что ее манеры нельзя было назвать сексуальными. Она всегда была бизнес-леди до мозга костей; никогда не флиртовала, никогда не выбирала любимчиков среди подчиненных, никогда не выдавала неприличных замечаний, никогда не пыталась показаться более привлекательной. Не то, чтобы ей это когда-либо требовалось… Она не могла бы стать для него более соблазнительной, чем уже была, даже если бы промаршировала перед его носом абсолютно голой.

Он с точностью до миллиметра знал, как именно ее джинсы собираются на маленькой попке, много раз представлял себе, как будет держать эти аппетитные половинки в ладонях, когда она будет скользить по нему вверх-вниз. Он изучил форму ее высокой округлой груди под фланелевыми рубашками, которые она носила, и, учитывая ее миниатюрное телосложение, сходил с ума от одной только мысли, какой тесной она будет, когда он начнет медленно входить в нее. Обычные жаркие сексуальные мысли нормального мужчины. Но он также обнаружил, что не может оторвать глаз от ее атласной кожи, настолько безупречной, как будто она не проводила долгие часы на открытом воздухе. Ни одна женщина не должна иметь такую кожу – гладкую, как у младенца, и прозрачную настолько, что на висках просвечивали тонкие голубые вены. Он часто смотрел на ее светло-каштановые волосы, сильно выгоревшие на солнце и казавшиеся пепельными, и думал, каково это ощутить их шелк на своих руках. Ее глаза, черные как ночь, волшебные и непостижимые, заставляли мужчину попытаться измерить их таинственную глубину.

Если бы желание, которое он сейчас испытывал, можно было бы определить в градусах – от начала кипения до испарения, – то он давно бы уже превратился в пар. И то, что он держал ее в руках всю ночь напролет, не переходя границ, когда она была одета только в поднимающие давление крохотные трусики и его безразмерную футболку, постоянно сползающую с одного плеча, – нельзя было назвать иначе, как чудом.

Алекс испытывал не просто желание, а нечто большее. Потребность продолжить и вознестись еще выше, испытать то, чего он никогда не испытывал. Он не желал остужать эту жаркую лихорадку, эту жажду, о которой раньше и не позволил бы себе размышлять. До прошлой ночи он не разговаривал с ней, даже когда была такая возможность, и следовало использовать девушку, чтобы получить необходимые ему сведения. Странным было и то, что Марис, казалось, тоже избегает его, хотя он сразу заметил, что мисс Маккензи знала всех работников и была с ними накоротке. С лошадьми она была просто волшебницей, но также и абсолютным тираном, пусть и добродушным, когда речь шла об уходе за животными. И все в конюшне относились к Марис с различной долей уважения и обожания. Не в ее характере было избегать кого-либо, но именно так она поступала с ним.