Он не ангел - Ховард Линда

Но она была еще совсем зеленой девчонкой, когда в первый раз по вине мужчины выставила себя дурой и в итоге осталась одна да еще беременной. Тогда некоторым оправданием собственной глупости мог служить возраст. Сейчас у нее нет никаких оправданий.

Дреа ополоснулась, вылезла из-под душа и, пересиливая брезгливость, почти граничащую с тошнотой, заставила себя вытереться полотенцем, которым пользовался убийца. Рафаэль зорко подмечал все мелочи, а потому лишнее полотенце выдало бы ее с головой.

Поток воздуха, исходящий от кондиционера, ледяной струей коснулся влажного тела, и Дреа снова затряслась от холода. Полотенце совсем намокло, поэтому промокать им мокрые волосы было почти без толку. Отбросив его в сторону, Дреа сдернула с крючка толстый махровый халат и завернулась в него, затем взяла с мраморного столика расческу и прошлась по волосам.

Взглянув в зеркало, она с отстраненным удивлением увидела свое мокрое лицо и поняла, что плачет, Опять. Второй раз за день – это для нее рекорд.

Хватит, больше она не будет плакать из-за этого. Слезами горю не поможешь. И Дреа поспешно смахнула их.

Однако глаза снова наполнились влагой. Дреа стояла, глядя на отражение в зеркале, и никак не могла отделаться от ощущения, что видит не себя, а совсем другого человека, которого давным-давно нет. Белое, чистое, без косметики лицо, волосы зализаны назад, в глазах застыло суровое выражение – перед ней вновь была та девочка, чей ребенок умер, забрав с собой все ее так и не сбывшиеся мечты.

Дреа выбежала из ванной, задыхаясь от горечи. Нужно поскорее навести красоту – высушить волосы и накраситься, нужно выглядеть как можно лучше и сексуальнее. Одним это было выше ее сил: так долго смотреть на себя… ну уж нет! Она автоматически влетела в гостиную и, понурившись, в нерешительности остановилась, как заводная игрушка со сломанной пружиной. Что теперь? Что ей делать? И что она может сделать?

Дреа очень замерзла. Казалось, вокруг нее кружил, пробирая ее до костей, могильный холод. Даже на покрытом ковром полу босые ноги Дреа заледенели и стали белыми, бескровными, Яркий лак на фоне бледной кожи выглядел еще более вульгарно. Она вспомнила, как противно ей было смотреть на свои ноги с яркими ногтями, когда он закинул их себе на плечи…

Из ее груди вырвался какой-то гортанный, животный звук. Прогнав от себя наконец ненавистное воспоминание, Дреа, пошатываясь, направилась к раздвижным дверям балкона, манившего ее своим теплом.

Однако, ступив на нагретые солнцем каменные плитки, она почти не почувствовала приятного тепла – ее тут же обступили отвратительные картины недавних событий. Избегая смотреть на перила, возле которых она сегодня стояла, Дреа опустилась прямо на плиточный пол и прислонилась спиной к стене. Стена нагрелась на ярком солнце, и блаженное тепло стало наконец проникать в ее тело. Постанывая от удовольствия, она подтянула ноги к груди и, прикрыв их халатом, уперлась лбом в колени.

Послышались сдавленные рыдания, ее отчаянию не было предела. Дреа не понимала ни себя, ни этого человека. Что с ней? Она никогда не сдавалась, всегда хитрила и выворачивалась, умудряясь находить выход из любого положения. Нужно собраться, сделать над собой усилие, соблазнить Рафаэля…

Нет! Слово само собой слетело с ее уст и, словно эхом, отдалось во всем теле. Неожиданная сила собственной реакции потрясла ее – ведь Дреа давно научилась управлять своими чувствами. Успокоившись, она поняла: все правильно, с ней все в порядке, просто с Рафаэлем у нее все кончено. Он отдал ее в пользование, будто она для него пустое место… будто она сама ничто.

Она ненавидела его. Даже больше, чем себя. Полностью став его рабой, она привыкла помалкивать, улыбаться и выполнять все его прихоти. И что в итоге? В итоге он обошелся с ней как с заурядной шлюхой. Дреа затрясло от какого-то первобытного желания причинить ему боль, увидеть его кровь, избить его, искусать, впиться в него ногтями.

Но она знала, что это недостижимо. Его головорезы либо пристрелят ее на месте, либо, утащив куда-нибудь, избавятся от нее, когда будет время. Признание собственной беспомощности подействовало на Дреа еще более удручающе.

Однако какая-то часть ее сознания, сохранившая способность рационально мыслить, приказала ей взять себя в руки и подумать над тем, как это осуществить. Но подавить в себе бурю эмоций Дреа никак не удавалось. Гигантские волны чувств пытались смести ее оборону, в третий раз утягивая ее на дно.