Мода на умных жен - Арсеньева Елена

Нет, конечно, эта парочка разбойников ничего с ней не сделает, они ее выпустят… но когда? И вдруг не выпустят? Вот как даст сейчас водила по газам, и умчится маршрутка невесть куда, в какой-нибудь притон черномазых разбойников…

Ну, воображение у нашей героини было чрезвычайно буйное, не зря же она писала романы с лихо закрученной интригой, горами трупов, морями крови, невероятными приключениями и леденящими душу опасностями… но, с другой стороны, из этих опасностей героини Алены Дмитриевой, такие же надменные, ироничные интеллектуалки, как она сама, очень лихо выпутывались без всякой посторонней помощи, да еще и других выпутывали, не теряя ни грана ехидства, интеллекта и изысканности. И если так поступают героини Алены Дмитриевой, то неужто сама она, их создательница, не сможет «развести» столь обыденную ситуацию, как скандал в маршрутке? Да запросто!

– Знаете, это просто смешно, – сказала Алена высокомерно. – Вы меня заперли зачем? Чтобы выцыганить у меня листок, на котором я записала этот ваш телефон? Да возьмите! – И она вырвала листок из блокнота, скомкала и швырнула кондукторше.

Та подхватила бумажный комочек с жадным выражением лисы Алисы, которая достает из ямки запрятанные Буратино золотые монеты.

И очень может быть, что рука водителя в этот миг уже потянулась к тому рычажку, или кнопке, или еще к чему-то, чем открывается автобусная дверь, и вполне вероятно, что он открыл бы дверь, и выпустил бы Алену, и она пошла бы в зал ценных фондов областной библиотеки, и вся ее жизнь, как пишут в романах, сложилась бы иначе, совсем иначе! Но бес, который, как известно, таится за левым плечом каждого из нас (а за правым стоит наш ангел-хранитель… но Аленин ангел в ту минуту, видать, отвернулся, в то время как враг рода человеческого всегда настороже), взял да и потянул Алену за язык. И она возьми да ляпни:

– Бумажка мне и ни к чему!

Впервые в мутных глазах девчонки-кондукторши появилось осмысленное выражение.

– Вы что, телефон запомнили? – спросила она изумленно.

– А вы, наверное, думаете, что у меня уже начался склероз? – ехидно усмехнулась Алена.

– Нет, правда будете звонить? – опять спросила девчонка.

– Снимите эту дурь, тогда не буду! – опять ответила Алена…

Скандал пробуксовывал, выруливал на второй круг – столь же безнадежный, как и первый.

– Ладно, Анжела, слюшай, сними бумагу, – внезапно приказал водитель, и Алена от изумления чуть не подавилась.

Кондукторша, что характерно, тоже.

– Не буду снимать! – выкрикнула она тонким скандальным голосом. – Ты что, Ашот, сдурел – всяких старых дур слушаешь!

«Господи, ты все видишь!» – Алена воздела глаза к небу с видом первой христианской мученицы, отправленной на растерзание львам и тиграм на арене Колизея.

– Сними, кому сказал! – рявкнул Ашот.

Анжела повиновалась, стиснув губы в куриную гузку.

– Дай сюда! – приказал Ашот. Затем он смял бумагу в комок и швырнул ее на пол в салон. А потом… потом он вдруг повернулся к лоточку, в котором лежала выручка (смятые десятки и монеты), и отправил его вслед за пресловутым объявлением. И еще какую-то чумазую тряпку швырнул – для массы, надо полагать.

– Ты чо?! – вскрикнула испуганно Анжела, но Ашот только плечами пожал:

– Я чо? Да я ничо! Это она – ты разве не видела, Анжелка? – это она все разбросала! И листок сорвала, и деньги расшвыряла!.. Но ничо, это ей даром не пройдет! Она еще попляшет! Ты ничо с полу не поднимай, Анжелка, поняла? Я ее сейчас в ментуру сдам!

И с этими словами он выскочил из «пазика» – и тотчас замер по стойке «смирно», чтобы пропустить поток машин, несущийся по Варварке.

Алена растерянно оглянулась.

Анжела таращилась то на нее, то на разгром, учиненный в маршрутке, и глаза у нее были по-детски испуганные. И даже вроде бы слезами их заволокло.

– Трудно вам с ним? – спросила Алена, которую порою пробивало вот так вдруг – надо или не надо – на жалость к объектам, совершенно в ее жалости не нуждающимся и, по большому счету, не заслуживающим оной.

– Да он еще ничо, он хоть не пристает, – пробормотала Анжела. – У него жена русская, поэтому он всех русских женщин жалеет.

– Да-да, я только что это заметила, – едва ответила Алена, не надеясь, впрочем, что ее ирония окажется доступна кондукторше. – Меня он очень сильно пожалел.

Она повернулась к окну и поглядела на этого «жалельщика русских женщин». Ашоту наконец удалось прорваться сквозь череду машин. Он перебежал дорогу и подскочил к черному «Мерседесу», припаркованному почти у входа в «Алексеевские ряды». Наклонился в тонированному стеклу около места водителя… Дверца распахнулась, и из автомобиля выбрался невысокий, но очень широкий – настоящий крепыш – парень лет тридцати с хмурым простонародным лицом и острыми глазами. Само собой, он был брит на голову, носил черную кожаную крутку и черную же водолазку с черными джинсами. А впрочем, даже и без этого камуфляжа «деловых» сразу видно было, что парень он крайне серьезный.

Крепыш сдержанно поручкался с Ашотом и, сунув в карманы джинсов изрядные кулачищи, стал внимательно слушать его торопливую (Алене был виден профиль супостата и активное шевеленье его усов) речь. Иногда водитель махал в сторону «пазика», крепыш следил взглядом за движением его руки, и Алене казалось, что неприятные темные глаза (она, понятно, не могла различить их цвета, но ощущение чего-то темного и тяжелого не исчезало) пристально выцеливают ее – словно дуло ружья. Вернее, словно двустволка – глаз-то было два. К сожалению…

– Кто это? – спросила она у Анжелы.

– Не знаю… – пробормотала та. – Крутой какой-то. Мент, что ли? Номера вроде милицейские…

Алене номеров видно не было, но она все равно в них ничего не понимала, а потому поверила кондукторше.

– Точно?!

– Ашот сказал же: в ментуру вас сдаст. Наверное, знакомый его. Ой, ведь и правда сдаст…

– Ну-у уж! – протянула Алена с максимально возможным недоверием, однако максимум получился какой-то минимальный…

– Дался же вам этот осел из объявления… Вот зачем вы Ашота разозлили? – проворчала вдруг Анжела, и Алена с изумлением услышала, что голос кондукторши исполнен сочувствия.

– Ладно, это бессмысленный разговор, – махнула наша писательница. – Мы друг друга все равно не поймем. Вы меня лучше выпустите, Анжела. Мне в библиотеку надо. Вон в ту, областную. В зал ценных изданий. У меня там книжка заказана. А время уходит…

Анжела несколько раз моргнула, и ее глаза, за последние несколько минут приобретшие вроде бы вполне приятный зеленоватый цвет, снова сделались пустыми, плоскими и невыразительными. Вдобавок она их немедленно отвела от Алены, можно сказать, даже отдернула с испугом.