Еще один знак зодиака - Леонтьев Антон

Тогда, поддавшись сиюминутному капризу, он плюнул в лицо графу Сипягину и заявил:

— Вызываю вас на дуэль, мерзкий червь!

Граф, брезгливо вытерев слюну со щеки, гордо ответил:

— Господин Мельников, клянусь всем святым, вы ответите за это оскорбление. Я принимаю ваш вызов! Завтра на рассвете! Мои секунданты свяжутся с вами!

Вообще-то дуэли были запрещены царским указом, однако они все равно периодически происходили. В Москве, где старые понятия чести отличались от новых, распространенных в Петербурге, дуэль являлась последним орудием оскорбленного человека. Полиция, призванная предотвращать дуэли, закрывала на них глаза. Не вмешалась она и в тот раз, и спустя пару часов вся Первопрестольная обсуждала одну новость — предстоящий поединок между моим отцом и любовником его жены.

Мой отец поступил более чем опрометчиво, вызвав на дуэль молодого Сипягина. Тот был прекрасным стрелком и великолепным фехтовальщиком, в то время как Адриан Георгиевич никогда не держал в руке шпагу и не умел стрелять.

Тем же вечером, как и обещал Сипягин, к батюшке пожаловали секунданты, друзья графа по военному корпусу. Мой отец упросил одного из коллег-юристов и отставного полковника, коего он как-то защищал в суде, выступить в качестве его секундантов.

Как оскорбленная сторона граф Сипягин обладал правом выбора оружия, и он пожелал стреляться. Так как Владимир требовал сатисфакции немедленно и отвергал любые извинения, дуэль была назначена на восемь часов следующего дня.

Хотя сентябрь только начался, погода стояла холодная, но на удивление сухая. В качестве места для проведения дуэли была выбрана рощица, принадлежавшая тетке графа. Мой батюшка провел всю ночь в кабинете, не сомкнув глаз и даже не попытавшись, игнорируя советы своих секундантов, потренироваться в стрельбе из револьвера. Те желали сгладить ситуацию и требовали от батюшки принести извинения Сипягину, что мой отец отверг с диким хохотом.

— Но, Адриан Георгиевич, ведь он вас прихлопнет, как муху! — настаивал полковник. — Вы знаете, о чем сейчас судачат? Что граф застрелит вас на дуэли, а ваша молодая вдова, кстати, обладательница всего вашего состояния, тотчас выйдет замуж за него.

Отец и его секунданты появились в рощице в начале восьмого, а вот графа Сипягина не было. Полковник посматривал на часы, следя за стрелками.

— Если он не появится через три минуты, поединок будет отменен, — хлопнув крышкой часов, заметил он.

Но карета графа вывернула из-за деревьев за минуту до истечения срока. Молодой аристократ, свежий, румяный и смеющийся, выпрыгнул из кареты и затем подал кому-то руку. Из кареты появилась моя матушка, пожелавшая присутствовать на поединке.

— Вынужден протестовать! — заявил полковник. — Никто, кроме самих дуэлянтов и их секундантов, а также врача, не имеет права находиться здесь.

Но мой отец раздраженно воскликнул:

— А я не имею ничего против! Лидия, сейчас ты станешь свидетельницей того, как я пристрелю твоего хахаля. А потом разведусь с тобой, и ты, падшая женщина, вернешься к себе в деревню, где проведешь остаток дней в забвении и позоре…

— Или я всажу вам пулю в лоб, и тогда мы будем избавлены от ваших глупостей, — прервал его граф Сипягин. — Не вижу смысла затягивать дуэль. Пора начинать!

Стреляться было решено с десяти шагов — по настоянию моего отца. Первый выстрел был за графом Сипягиным. Тот, смерив отца наглым взглядом, прищурился — и выстрелил. Отец пошатнулся и осел на землю. Пуля раздробила ему кисть правой руки.

— Я мог бы убить вас, но не стал этого делать, — заявил граф. — Зачем мне марать руки о такого неудачника, как вы, Мельников?

Отец, отвергнув помощь медика, заявил, что желает сделать свой выстрел. Однако как? Ведь он не мог держать револьвер. Расчет юного графа оказался верен: с одной стороны, он смыл нанесенное себе оскорбление, не лишая противника жизни, с другой — сделал невозможным ответный выстрел.

Секунданты постановили, что батюшка не в состоянии продолжить дуэль.

— Я всегда к вашим услугам, Мельников, — надменно заявил граф. — Однако в ближайшие месяцы прошу меня не беспокоить — мы с Лидочкой отправляемся в турне по Италии.

Он зашагал к карете, около которой его ждала моя матушка. Она бросилась к своему любимому и обвила его шею руками. Мой отец, сидевший на пожухлой траве, с трудом поднялся и, шатаясь, зашагал к карете. Револьвер он зажал не в правой, а в левой руке.

— Что вы делаете, опомнитесь! Это запрещено правилами! — закричали секунданты, бросаясь за ним.

Но отец, никого не слушая, завопил: — Сипягин, ты мне за все ответишь! Ты совершил большую ошибку, не убив меня! Потому что честь имеется не только у тебя, дворянина, но и у меня!

Два секунданта бросились на отца, желая его скрутить, но он успел выстрелить. Раздался вскрик — пуля попала вовсе не в графа, а в мою матушку. На груди у нее расплылось кровавое пятно, а на губах запузырилась розовая пена. Сипягин, не медля ни секунды, подхватил оседавшую на землю матушку и положил ее в карету. Затем, вырвав у кучера хлыст, он ударил им по лицу опешившего отца и произнес:

— Я пристрелю вас позднее, Мельников. И не приведи Господь, если Лидочка… А сейчас в город, в больницу!

Мой отец пребывал в ужасном состоянии — вместо ненавистного любовника Лидочки он выстрелил в собственную жену, которую любил и ненавидел одновременно. Ее доставили в Екатерининскую больницу, где моя матушка немедленно оказалась на операционном столе.

Адриан Георгиевич, виня себя в случившемся, направился в больницу, где врачи сообщили ему неутешительную весть: остановить кровотечение они не могли, и моя матушка скончалась. Однако незадолго до смерти у нее начались схватки, и им удалось посредством кесарева сечения извлечь жизнеспособного, хотя и ослабленного ребенка. Впрочем, врачи почти не сомневались, что девочка последует за матерью если не в ближайшие часы, так в ближайшие дни.

Так, спровоцировав смерть родной матери, я и появилась на свет. Мой отец впал в некое подобие ступора. Он безучастно воспринял смерть Лидочки и появление на свет дочери, которую все равно не считал своей, а также оскорбления со стороны обезумевшего Владимира Сипягина, которого с большим трудом удержали, не дав задушить моего отца.

— Я убью тебя, убью!.. — кричал граф. — Ты ответишь за смерть Лидочки! Ты отправил ее на тот свет сознательно! Мельников, трепещи за свою жалкую жизнь шакала! Я…

Дикие вопли внезапно стихли, граф обмяк на руках удерживавших его санитаров и секундантов. Он умер! У молодого человека случился удар, и граф, не приходя в сознание, скончался всего через несколько часов после смерти возлюбленной и моего появления на свет. Как выяснилось при вскрытии, Владимир обладал железным здоровьем, однако в мозгу у него находился расширенный кровеносный сосуд, так называемая аневризма, который лопнул в момент наибольшего эмоционального возбуждения.