Теперь ты ее видишь - Ховард Линда

Но только не время для сна. Суини обожала поспать. Больше всего она любила засидеться за работой до глубокой ночи, пока ее не охватывало изнеможение и восхитительное чувство усталости. И вот тогда она забывалась, словно провалившись в черную дыру. Единственное, что могло сделать этот процесс еще более приятным, — это дождь. Отход ко сну под шум дождя приносил ей почти плотское наслаждение.

Вдобавок в такие дни сон становился настоящим приключением, поскольку вместе с ним являлись сновидения. Сны Суини всегда были цветными, но в последнее время радуга ее грез превращалась в буйный каскад ослепительных, едва ли не болезненно-живых красок в стиле текниколор. Оттенки ее снов, такие насыщенные и волнующие, очаровывали Суини. Проснувшись, она пыталась передать их на холсте, но всякий раз убеждалась, что они не подходят к ее творениям, да и в любом случае их невозможно воспроизвести. Они шли вразрез с утонченной, изысканной манерой, всегда отличавшей ее работы. И все же Суини восхищали эти цвета, и по утрам она бывала разочарована тем, что ее память не в силах ухватить и удержать краски ночных видений.

Суини доела хот-дог, бросила бумажку в урну и провела пальцем по губам, стирая остатки соуса. Она не слишком жаловала сосиски, поэтому, чтобы не замечать их вкус, обильно сдабривала горчицей. Конечно, Суини могла бы есть и что-нибудь повкуснее, однако старик торговец всегда был под рукой, а ей так нравилось его лицо, что она не желала проходить мимо и отказываться от сэкономленных секунд, которые сулило ей «быстрое питание». И не только на улице — даже вернувшись домой, она уже не тратила время на еду.

По тротуару шагали люди, почти не разговаривая друг с другом — разве что по мобильным телефонам — и лишь изредка встречаясь глазами. Суини беззастенчиво изучала их лица, зная, что они вряд ли обратят на нее внимание и заметят ее интерес. Она равнодушно отворачивалась от полупрозрачных лиц. Это было нетрудно. Даже призраки, как местные жители, избегали прямого взгляда в глаза.

Великое множество лиц, которые Суини встречала в Нью-Йорке, служили ей неиссякаемым источником свежих впечатлений и вдохновения. Париж… что ж, Париж тоже недурен, однако само его название было не по душе Суини, Она знавала немало претенциозных художников, таких, как ее мать, считавших каждую поездку на этюды в Париж огромным событием в жизни. В богемной среде Парижа Суини чувствовала себя чужой. Не то чтобы общество художников Нью-Йорка было ей ближе, нет, однако просторы этого города позволяли раствориться в толпе. Предложение Кандры перебраться в Нью-Йорк оказалось для Суини настоящим благом. И хотя она знала, что в один прекрасный день уедет отсвада, пока ей здесь нравилось.

Когда-нибудь Нью-Йорк прискучит ей; в каких бы местах ни жила Суини, они постепенно ей надоедали. До сих пор ей не случалось писать тропические ландшафты, и она уже мечтала о будущем переезде на Бора-Бора, хотя при таком финансовом положении скорее всего придется поселиться где-нибудь во Флориде. В конце концов, пальма — она и в Майами пальма. Ну а пока Суини не надоели человеческие лица, Нью-Йорк — лучшее место для нее.

Из соображений безопасности в салон Кандры вели две стеклянные двустворчатые двери; внешняя, по настоянию Ричарда, была пуленепробиваемой. На дверях скромными маленькими буквами значилось: «Галерея Уорт». Ни украшений, ни завитушек. И это очень нравилось Суини. От вычурных золоченых надписей к горлу подступала тошнота.

Как всегда, первым, кто представал перед глазами посетителей, был Кай, и Суини считала, что он сам по себе — весьма достойное зрелище. Кай красив, и этим все сказано. Суини полагала, что Кай выполняет обязанности секретаря в приемной, хотя и не знала наверняка, как официально именуется его должность и есть ли у нее вообще какое-нибудь название. Судя по взглядам, которые бросала на него женская половина клиентуры, главным занятием Кая было присутствие в салоне, а больше от него ничего и не требовалось. Его блестящие черные волосы до плеч, узкие темные глаза над безупречно изваянными скулами и полные чувственные губы наводили Суини на мысль о том, что в жилах Кая течет полинезийская кровь. Почему-то его внешность укрепляла ее в страстном желании нарисовать пальму. Кай, человек весьма занятой, в свободное время подрабатывал натурщиком и посещал вечерние художественные курсы.

Суини подозревала, что у Кандры и Кая в свое время был если не роман, то хотя бы маленькая интрижка. Во время работы Суини почти не замечала окружающего, но профессия портретиста обострила ее наблюдательность к лицам и мимике, и несколько раз она замечала признаки близости между Кандрой и Каем. Ничего явного — лишь секундное изменение выражения лиц, короткая встреча глаз, что-то хозяйское, промелькнувшее в поведении Кая. Кандра умела отлично скрывать свои чувства, но Каю это не всегда удавалось. Суини надеялась, что его интерес к Кандре не выходит за рамки физического влечения, поскольку та нипочем не позволила бы себе ответить взаимностью на истинные чувства. Доллары Ричарда перевешивали красоту Кая.