Дорогая мамуля - Робертс Нора

– Просто и примитивно. – Моррис снял с себя очки. – Давай вернемся к нашей предыдущей программе.

Пальцами, обработанными изолирующим составом, он набрал какую-то команду на своем диагностическом компьютере. В этот день его длинные темные волосы были заплетены в косу, а коса свернута на затылке. На нем был костюм строгого темно-синего цвета в тоненькую бордовую полоску.

– Вот удар по лицу. Увеличим его слегка.

– Сходный рисунок. Насечки. То же орудие.

– То же самое на туловище, на животе, на ляжках, на левом бедре. Но тут меня кое-что заинтересовало. Приглядись повнимательнее к синяку на лице.

– Я бы сказала – нападающий стоял совсем рядом. – Ева озадаченно умолкла. – Судя по положению синяка, по углу нанесения удара, это похоже на апперкот.

Она повернулась к Моррису и замахнулась снизу вверх, целя ему в лицо. Ее кулак замер в сантиметре от его лица, но он моргнул и невольно дернул головой.

– А вот этого не надо. Давай лучше воспользуемся программой.

Ева не удержалась от улыбки.

– Я бы тебя не стукнула.

– И тем не менее. – Моррис вернулся к экрану и встал так, чтобы экран разделял их. Он вывел на экран моделирующую программу, и Ева увидела две фигуры. – Вот теперь ты видишь, под каким углом должен был двигаться нападающий, чтобы нанести имеющиеся повреждения След на лице указывает на удар левой рукой, апперкот, как ты сказала. Угол очень неудобный.

Ева, хмурясь, следила за фигурами на экране.

– Никто так не бьет. Если это левша на нее нападает, он размахнулся бы вот так, попал бы ей вот сюда. – Она провела пальцами по своей щеке. – Если бы он размахнулся сверху, должен был попасть ниже. А может, он правша, и… нет. – Ева отвернулась от экрана и опять подошла к телу. – Будь это кулак, я еще допускаю, можно нанести такой удар. Но кистенем… им же надо размахнуться! Даже с близкого расстояния нужен замах, нужна инерция. – Ее брови сдвинулись, глаза прищурились. Потом она перевела взгляд на Морриса. – Ради всего святого! Она сделала это сама?

– Я эту возможность прокачал: вероятность от девяноста до ста процентов. Вот смотри. – Моррис вызвал на экран следующую программу. – Одна фигура, двуручный замах, вес на правую руку, перекрестный, от плеча по лицу.

– Ненормальная баба, – пробормотала Ева себе под нос.

– И расчетливая притом. Угол нанесения других повреждений – за исключением смертельных на голове – показывает, что все они могли быть нанесены самой пострадавшей. С учетом того, что удар по лицу – это самострел, вероятность – девяносто девять и восемь десятых процента.

Еве пришлось отбросить все свои прежние теории и приспособиться к идее самостоятельного нанесения ударов.

– Никаких оборонительных ранений, никаких следов того, что она боролась или была связана. – Голова у Евы все еще кружилась, но она вновь решительно надвинула очки и принялась изучать каждый дюйм тела. – Синяки на коленях, на локтях?

– Соответствуют падению. Время соответствует нанесению смертельных ранений на голове.

– Ладно, ладно. Если кто-то вешает тебе такой фингал, а потом подходит ближе и еще пару раз врезает по разным местам, ты бежишь или падаешь, закрываешься руками от ударов. У нее нет синяков даже на предплечьях. А почему? Потому что она сама себя бьет. Под ногтями ничего нет?

– Ну, раз уж ты об этом упомянула… – Моррис улыбнулся. – Пара волокон под ногтями указательного и безымянного пальцев правой руки, указательного пальца левой руки.

– Бьюсь об заклад, они идентичны тем, что найдены в ее голове. – Ева стиснула правую руку в кулак. – Вцепляется в ткань, набирается мужества. Бьет. Сумашедшая баба.

– Даллас, ты говоришь, ты ее знала. Какого черта она это сделала?

Ева отложила очки. Теперь гнев буквально душил ее. Нет, все-таки она способна испытывать сильные чувства, но это была не жалость, не сострадание. Гнев и ярость.

– Чтобы обвинить в этом кое-кого другого. Может, меня, может, Рорка. Может, хотела обратиться с этим в прессу, – сказала Ева и начала нервно расхаживать взад-вперед. – Нет-нет, миллионов с этого не сорвешь. Привлечь к себе внимание – да, безусловно. Может, и деньжат срубить, но не сорвать банк. Шантаж! Она решила наехать на нас. Платите, а не то я выйду к широкой публике и покажу людям, что вы со мной сделали. Но она сама попала в собственный капкан. Не знаю, кто работал с ней в паре, но, очевидно, этот кто-то решил, что она ему больше не нужна. А может, она пожадничала, попыталась оставить сообщника без доли.