Покорение Сюзанны - Робертс Нора

— Холт.

Сюзанна смотрела на море, не отпуская ласковой руки.

— Можешь рассказать, почему ушел из полиции?

Почувствовала, как напряглись сильные пальцы, но не обернулась.

— Ушел и ушел, — отрезал Холт. — Нечего рассказывать.

— Шрам у тебя на спине…

— Я же сказал — ушел и все.

Брэдфорд вытащил и закурил сигарету.

— Понятно, — проглотила отказ Сюзанна. — Твое прошлое и чувства — не мое собачье дело.

Холт раздраженно затянулся.

— Я этого не говорил.

— Именно это и сказал. Значит, ты имеешь право узнать обо мне все, и я, по-твоему, должна тебе абсолютно доверять, а вот мне не следует совать нос в твои дела.

Брэдфорд сердито зыркнул на собеседницу.

— Это что — какая-то проверка?

— Называй, как хочешь, — бросила в ответ Сюзанна. — Я-то надеялась, что теперь ты уже научился доверять мне и, раз уж так заботишься обо мне, готов поделиться собственными переживаниями.

— Я действительно забочусь о тебе, черт возьми. Разве непонятно, что воспоминания до сих пор рвут меня на части? Десять лет моей жизни, Сюзанна. Десять лет.

Холт резко отвернулся и щелкнул сигаретой с обрыва.

— Прости.

Сюзанна инстинктивно обняла Холта за плечи, чтобы успокоить.

— Если кто-то и знает, насколько болезненно копаться в старых ранах, так это я. Почему бы нам не вернуться? Постараюсь найти тебе чистую рубашку.

— Не надо.

Брэдфорд весь напрягся, как пружина, подбородок отвердел.

— Хочешь знать — имеешь право. Я ушел из полиции, потому что мне осточертела эта работа. Десять лет твердил себе, что смогу держаться отстраненно, что ничего из того дерьма, сквозь которое пробирался, не затронет меня. Целые дни плечом к плечу проводил с наркодилерами, сутенерами и жертвами, и нисколько не страдал от бессонницы. Если приходилось убивать — что ж, это было всего лишь частью служебных обязанностей. Чтобы выжить, не стоит слишком много размышлять об этом. Видел, сколько полицейских буквально сгорали, но не собирался пойти по их пути.

Сюзанна ничего не говорила, просто продолжала гладить скрученные мышцы опущенных плеч и ждала продолжения. Холт по-прежнему вглядывался в море, вдыхая соленый воздух и ненавязчивый аромат буйно цветущих диких роз.

— Порок тянет за собой в бездну, Сюзанна. Постепенно начинаешь понимать людей, которых должен уничтожать. Начинаешь думать, как они. В результате все идет к тому, что либо погибнешь, либо должен все бросить. Кое-что никогда не расскажу, потому что действительно забочусь о тебе. Кошмарные вещи, и я просто…

Холт закрыл глаза и запихнул руки в карманы.

— Просто не захотел больше видеть всю эту грязь. Я и так подумывал о возвращении сюда… но нуждался в хорошем пинке.

Внезапно почувствовав усталость, поднял руки и потер глаза.

— Я выбился из сил, Сюзанна, и снова захотел жить как нормальный человек — не цеплять на себя оружие каждый день и не заключать сделки с подонками в подсобках магазинов. Мы вели обычное расследование, разыскивали мелкого дилера, из которого, по нашему мнению, могли выдавить информацию. Не имеет значения, каким способом, — раздраженно процедил Холт. — В общем, получили наводку, где найти мерзавца, и, когда загнали его в угол в каком-то притоне, ублюдок был просто не в себе. Обдолбанный урод прятал под одеждой кокса тысяч на двадцать и наверняка больше пары доз в собственном организме. Стервец запаниковал. Рванул к себе такую же одуревшую от наркотиков бабу и прикрылся ею.

У Брэдфорда вспотели ладони, и он вытер их о джинсы.

— Мы с напарником разделились, чтобы не дать ему уйти. Он вывел девку в переулок. У него не имелось никакой надежды на бегство, ведь мы перекрыли оба выхода. Я был вооружен. Кругом темнота. По мостовой катался мусор.

Холт тут же вспомнил омерзительное зловоние, по спине потекла струйка пота.

— Услышал напарника с другой стороны улицы и женский крик. Придурок мимоходом пырнул заложницу, бросив скрюченной на асфальте. Было непонятно, насколько тяжело она ранена. Помню, решил подкрасться, чтобы определить ее состояние. И тут гаденыш набросился на меня и воткнул нож в спину, прежде чем я успел выстрелить.

Бывший коп по-прежнему мог ощущать, как разрывалась плоть, и все еще обонять запах собственной крови.

— Я осознавал, что умираю, и думал только о том, что не вернусь домой. Что сдохну в том проклятом переулке среди вонючих отбросов. Перевернувшись, убил этого козла. Об этом мне потом рассказали. Сам я ничего не помню. Помню только, как очнулся в больнице, чувствуя себя так, словно меня разрезали надвое, потом снова сшили. И сказал себе: раз уж выжил, пора завязывать со службой. Потому что понял — в следующем таком переулке могу закончить свою жизнь.