Проклятие Гиацинтов - Арсеньева Елена

— Александр Васильевич, я могу только сказать, что очень жалею обо всех тех вопросах, на которые вам пришлось раздобывать ответы, — сказала Алёна. — Поверьте, я говорю это вполне искренне. Ситуация только на первый взгляд казалась такой… однозначной. На самом деле все в ней иначе. Совсем иначе!

— Я знаю, — холодно сказал Бергер. — Именно поэтому я пока и сижу в машине, а не выхожу из нее. Но вы уверены, что вам не угрожает опасность?

Смешарин протяжно вздохнул. Возможно, это был вздох сожаления, но в такие подробности Алёна вдаваться не стала. Для нее гораздо важнее было то, что Илья чуть заметно качнул головой.

— Я скоро уйду отсюда, — сказала Алёна. — Если хотите, можете подождать меня. Но все в порядке, честное слово.

— Ладно, посмотрим, — буркнул Бергер и отключился.

Некоторое время в комнате царило молчание:

— Почему? — наконец спросил Вишневский, глядя исподлобья.

Алёна легко пожала плечами:

— Не потому, что… не из-за тебя, я имею в виду.

— Я не столь самонадеян, — буркнул он.

— Вот и хорошо, — кивнула она.

Смешарин настороженно переводил взгляд с одного на другую.

— Так ты это, ментов с полдороги завернула, что ли? — проговорил наконец озадаченно.

— Да вроде того, — улыбнулась Алёна.

— Рисковая девка! — восхитился Смешарин. — Тогда тебе мотать отсюда надо. Потому что мы Лариску так запросто с полдороги не завернем.

— Ничего, я с ней сам поговорю, — сказал Вишневский.

— Я только хочу знать, — начала было Алёна.

— О чем?

Она покосилась на Смешарина.

— Павел Степаныч, — мягко сказал Вишневский. — Сделай милость, на минутку оглохни, а?

— Пойду Бухого на цепь посажу, — покладисто согласился Смешарин. — А то впустить он кого хочешь может, а вот выпустить — это вряд ли…

— Давай, обеспечь отступление передовых частей противника, — хохотнул Вишневкий.

Смешарин вышел. Алёна посмотрела, как он прикрывает за собой дверь.

— Илья, а… а твой брат знал, что это ты… — Она запнулась.

— Нет, — быстро ответил он. — Даже не подозревал. Он сам вызвался сделать это. Трое других его прикрывали. Он до сих пор убежден, что… Что это он осуществил свою месть. Но я не мог этого допустить, понимаешь? Довольно того, что меня не было с ним рядом, когда он попал в тюрьму. Грош цена мне — адвокату, юристу! — если я не смог спасти своего брата от страшной муки, а потом какое-то время работал на его мучителя. Я не знал, ничего не знал, но… это очень слабое оправдание. Поэтому я должен был взять на себя смерть Коржакова. Женька не допустил бы этого, конечно. И я просто подменил шприц.

— Что там было-то? — с любопытством спросила Алёна.

— Об этом лучше у Лариссы спросить, — ответил Илья. — Но я бы тебе не советовал углубляться в такие подробности. Какая, по сути дела, разница?! И вообще… тебе и правда пора!

— Да, пора.

В самом деле, вот-вот нагрянет Ларисса со своей свитой.

— Я бы тебя проводил, — сказал Илья. — Но мне надо еще как-то эту ситуацию разрулить. Убедить Лариссу, что ты не опасна, будет довольно трудно.

— Справишься?

— Да как-нибудь.

— Ну, удачи!

Алёна вышла на крыльцо. Полусонный Бухой даже ухом не повел в ее сторону, однако Смешарин стоял над ним с видом бдительного часового.

— До свиданья, — вежливо сказала Алёна и была удостоена в ответ угрюмого кивка.

— Ну что, подвезти вас? — неприветливо спросил Бергер, высунувшись из окошка скромной «Лады».

— Если можно.

Она как-то ужасно вдруг устала, честное слово.

Всю дорогу до ее дома они молчали, и Алёна снова и снова думала, что во всей этой истории есть нечто ирреальное. Вот, например, поведение Бергера…

— Что, не гожусь я на роль героя сериала «Закон и порядок»? — спросил он, словно внезапно заглянул в ее мысли. — Но я, знаете, еще во время своего самого первого дела понял, что закон и справедливость — это разные вещи, иногда и вообще не сопоставимые. Я тогда даже на время из органов уходил, настолько меня это потрясло. Понимаете? [Об этом можно прочесть в романе Елены Арсеньевой «Последняя женская глупость», издательство «ЭКСМО».]

— Понимаю, — кивнула Алёна. — Мне проще. Я никому ничем не обязана, никаким правилам, никаким правам и обязанностям. Я одна, и это — все.

— И это все… — задумчиво повторил Бергер. — C'est tout, как говорят французы.

Алёна уронила сумку.

— Может, вас домой проводить? — спросил Бергер, подруливая к ее двору.

— С чего бы? — спросила она неприветливо.

— Да руки у вас дрожат, — проговорил Бергер и поднял сумку. — Хотя, с другой стороны, тут задрожат…

— Вот именно, — согласилась Алёна и подумала: еще одна ирреальность — они говорят вроде бы об одном и том же, но совершено не понимают друг друга.

C'est tout. C'est tout!

— Не надо меня провожать, — сказала Алёна сдавленно и выбралась из неудобной «Лады». — Честно, все в порядке, Александр Васильевич. Спасибо, что подвезли, ну и вообще…

— По-моему, вы сейчас заплачете, — сказал Бергер, глядя на нее из кабины.

— Да, — пробормотала Алёна и в самом деле заплакала. — А что, это запрещено законом?

Он покачал головой и уехал.

Она поднималась по лестнице, еле удерживаясь от того, чтобы не всхлипывать слишком громко. Она и так была притчей во языцах в своем подъезде. Прежде всего оттого, что ее девизом было — она идет по жизни, смеясь. А тут… нет, нельзя, невозможно, никто не должен видеть!..

Мобильный зазвонил, когда она стояла у своих дверей и трясущимися руками не могла найти ключ.

— Алло, — сказала Алёна, даже не взглянув на номер. А что толку смотреть? Это или Бергер с его тевтонской сдержанностью, или Илья. Ни тот, ни другой ей и даром не нужны.

— Алло, — сказал телефон голосом Дракончега. — Я забыл вернуть тебе твои книжки. Ну, стихи, помнишь? «Ты женщина, а это ветер вольности…» Хочешь, я их тебе привезу? Хочешь?

— Да! — сказала Алена, потому что он спрашивал вовсе не о книжках. — Хочу! — И всхлипнула.

— Ты что, смеешься там надо мной? — спросил он подозрительно.

— Это я от счастья, — пояснила она торопливо, утирая слезы. — От счастья! Приезжай скорей!