Неприличная страсть - Маккалоу Колин

Откуда-то сверху, сквозь щель в неровной крыше беззвучно шлепнулась пиявка и приземлилась, непристойно извиваясь, прямо на ее голую ногу. Сестра Лэнгтри в ужасе схватила ее, давясь от тошнотворного ощущения в руке, но оторвать ее так и не смогла. Тогда она вскочила, закурила сигарету и, не обращая внимание на то, что сжигает себе кожу, приложила горящий кончик к скользкой черной, похожей на кусок бечевки тушке. Это была большая тропическая пиявка, длиной четыре-пять дюймов, и смотреть, пока тварь, раздувшись и переполнившись ее кровью, не отвалится, насытившись, набок, словно эгоистичный мужчина от женщины после полового акта, было выше ее сил.

Когда пиявка достаточно ссохлась от огня и упала на пол, сестра Лэнгтри долго втаптывала ее в пол ботинком, пока на этом месте не образовалось студенистое пятно, при этом она беспрерывно дрожала и ничего не могла с этим поделать, ощущая себя оскверненной и запачканной, как какая-нибудь героиня викторианского романа. Тварь, отвратительная, ужасная, мерзкая тварь! Господи, этот климат, этот дождь! И эта кошмарная, проклятая дилемма!..

А теперь, конечно, в том месте, где пиявка присосалась своим алчным тупым ротовым отверстием, течет кровь, течет и течет, и если рану не обработать немедленно, в этом климате она сразу же начнет гноиться.

Не часто случалось, чтобы База помер пятнадцать напоминала о себе так настойчиво, так ощутимо, заставляя мысленно переживать все трудности, изолированность от внешнего мира, внутренние проблемы. Из всех тех мест, в которых пришлось побывать сестре Лэнгтри и в которых она имела дело с йодом и стерильными бинтами, База номер пятнадцать производила наихудшее впечатление. То есть, собственно, впечатления не было никакого — его не из чего было создавать. Как если бы это на самом деле была театральная сцена, в ней нет ничего настоящего, и она не имеет никакой ценности — так, клаустрофобичная декорация для игры и хитросплетений человеческих эмоций, страстей, желаний. Само по себе это логично. База номер пятнадцать в качестве чего-то более существенного, чем декорация, просто не имела бы смысла. Никогда еще не воздвигалось учреждения более бесцветного и безотрадного, даже в сыром брезентовом мире полевых госпиталей и то было больше индивидуальности. База номер пятнадцать была призвана обслуживать войну, ее зашвырнули туда, где было удобно с военной точки зрения, без учета наилучшего местоположения, достаточности персонала или благополучия больных. Не удивительно, что она была не чем иным, как бутафорским картонным миром.

Сестра Лэнгтри огляделась. Нога ее лежала, вытянутая, на стуле, на стенах, покрытых большими пятнами плесени, выступила влага. Из всех темных щелей, качая усиками, поползли тараканы, но, раздраженные ярким светом, уползали обратно. Действительность это или сон?

«Как же я хочу домой, — думала сестра Лэнгтри впервые за все это время. — Да, да! Я буду счастлива попасть наконец домой!»

ЧАСТЬ VI

Глава 1

Когда около четырех часов дня сестра Лэнгтри вошла в сестринскую, она уже немного пришла в себя, и теперь ей очень хотелось выпить чаю. В комнате уже находились пять сестер, они разделились на две группы, и сестра Доукин сидела сама по себе, вытянув ноги на стул, стоявший напротив нее. Голова ее свешивалась на мощную грудь, кивок за кивком, пока наконец последний, самый резкий, не заставил ее встрепенуться. Она собралась было снова закрыть глаза, но, увидев, что сестра Лэнгтри стоит в дверях, помахала ей рукой и поманила к себе.

Сделав несколько шагов к Салли, сестра Лэнгтри вдруг с ужасом почувствовала сильнейший приступ головокружения; ей не удалось толком ни поесть ни поспать, и теперь, если она не позаботится о себе, то попросту свалится. Общение с обитателями отделения «Икс» научило ее многому, и в частности пониманию того, что теперешние ее симптомы вполне могли относиться к разряду помогающих уклониться от военной службы, иными словами, с их помощью она могла бы положить конец вообще всему и потребовать перевода из отделения «Икс» без унизительной необходимости обращаться к старшей сестре с просьбой. Естественно, что теперь гордость заставляла ее спать и есть. Сегодня она примет на ночь нембутал, чего не делала со дня того инцидента на кухне.

— Садись, любовь моя, у тебя совершенно изможденный вид, — приветствовала ее сестра Доукин и, не вставая, придвинула ей стул.