Что я сделал ради любви - Филлипс Сьюзен Элизабет

Остаток утра Джорджи провела в салоне, где ей мелировали волосы и подкорректировали брови. Вернувшись домой, она не находила себе места. Слишком волновалась, чтобы сосредоточиться на подготовке к пробам. Пришлось вооружиться камерой и удрать от папарацци в «Сэнти-Элли»^[23], чтобы взять интервью у женщин, продававших копии дизайнерских платьев.

Отца Джорджи не видела все утро, но он появился, как раз когда она спускалась вниз. Сунув руки в карман, он позвенел ключами.

— Хочешь пойти в кино?

— То есть в кинотеатр?

— Развлечемся немного.

Эти слова в его устах прозвучали как-то странно.

— Вряд ли.

— В таком случае, может быть, ленч?

Нужно поскорее покончить с этой неприятной беседой. Джорджи поправила сумку на плече.

— Тебе не обязательно быть таким вежливым. Этоменя нервирует. Давай выкладывай все, что у тебя на уме: что я дерьмовая, неблагодарная дочь. Что я ни черта не понимаю в бизнесе. Что я…

— Ты не дерьмовая и не неблагодарная дочь, и больше мне нечего сказать. Я просто подумал, что мы могли бы куда-нибудь пойти. Ничего, в другой раз. У меня все равно дела.

Он вышел на крыльцо.

Джорджи, удивленно покачав головой, последовала за ним.

Ей всегда нравилось большое крытое крыльцо дома Брэма, с полом из бело-голубых изразцов и аркадой из скрученных лепных колонн. Пурпурная бугенвиллея образовала тенистую ширму на одном конце, а Чаз недавно добавила еще несколько терракотовых горшков, резную мексиканскую скамью и такой же деревянный стул.

— Пап, подожди!

Сама не зная почему, Джорджи сунула руку в сумку.

Вопросительное выражение его лица сменилось подозрительным, особенно когда она вытащила камеру и отложила сумку.

— Я видела сон… нет, не совсем сон, скорее воспоминание.

Камера была ее щитом. Ее защитой. Джорджи подняла ее к глазам и включила.

— Воспоминание о том, как вы с мамой танцевали и поддразнивали друг друга. Ты перепрыгнул через стул. Мы все смеялись и были… счастливы. — Она подошла ближе. — Иногда меня одолевают подобные воспоминания… Я это все придумала, верно?

— Выключи камеру.

Джорджи ударилась об острый угол скамьи, поморщилась, но снимать не перестала.

— Я все придумала, чтобы скрыть от себя правду, которую не хочу слышать.

— Джорджи, не нужно…

— Я умею считать.

Она обошла скамью и направила на отца объектив.

— Я знаю, ты женился на ней только потому, что она ждала ребенка. И ненавидел каждую минуту этого брака.

— Ты слишком драматизируешь.

— Скажи правду. — Она уже была мокрой от пота. — Только один раз, и я больше никогда об этом не заговорю. Я не собираюсь тебя винить. Ты мог бы бросить ее беременной, но не бросил. Ты мог бы уйти и от меня, однако не ушел.

Пол вздохнул и снова поднялся на крыльцо, словно ему предстояла утомительная встреча, которой невозможно избежать.

— Все было совсем не так.

Джорджи обошла его и встала между ним и крыльцом, не давая пройти.

— Я видела ее снимки. Она была очень хорошенькой. И по-моему, любила повеселиться.

— Джорджи! Немедленно убери камеру. Я уже говорил, что мать любила тебя. Чего еще тебе…

— Ты также твердил, что она была легкомысленной, но, очевидно, пытался выразиться дипломатично. — Ее голос дрогнул. — Мне плевать, если она была всего лишь проституткой! И если я всего лишь результат одноразового секса! Я хочу…

— Довольно! — Он ткнул пальцем в камеру. На виске пульсировала вена. — Немедленно выключи камеру!

— Она была моей матерью. Я должна знать! Даже если она была еще одной бимбо, по крайней мере ты мог бы сказать мне!

— Она была не такой! И больше никогда не говори ничего подобного!

Пол выхватил камеру из рук Джорджии и швырнул на изразцы. Объектив со звоном разлетелся по полу.

— Ты ничего не понимаешь!

— Тогда скажи!

— Она была любовью всей моей жизни!

Его слова повисли в воздухе.

Ее била дрожь.

Их взгляды скрестились.

Мучительная гримаса исказила его лицо.

Джорджи пошатнулась и едва не упала.

— Я тебе не верю.

Отец снял очки и тяжело сел на резную скамью.

— Твоя мать была… ослепительна, — хрипло выдавил он. — Очаровательна… Смех был так же естествен для нее, как дыхание. Она была умна, куда умнее меня, и очень остроумна. И безмерно добра. Не умела видеть зло в людях. — Он положил очки рядом с собой. Рука его дрожала. — Ее не сбивала машина, Джорджи. Мама увидела, как беременную женщину избивает ее парень, и бросилась на помощь. Он выстрелил твоей матери в голову.