Экзотические птицы - Степановская Ирина

— Мне надо сделать нос! Этот у меня слишком длинный! Тина потеряла дар речи. Она знала Анюту с первого класса и никогда не замечала, что ее нос можно назвать длинным.

— Повернись! — попросила она. Аня гордо, как королева, повернула голову. Теперь Тина увидела, что нос действительно несколько длинноват. Но на самую малость, чем это было бы нужно. Но ведь всю жизнь, почти сорок лет, Аня прожила с таким.

— Убедилась? — значительно сказала Аня. — Ты никогда ничего не замечала, а я переживала из-за этого носа всю свою сознательную жизнь. Он, может быть, мне карьеру сломал! Мне из-за него ролей не давали! Надо было раньше операцию делать, да в голову не приходило и денег не было. А теперь муж, слава Богу, стал зарабатывать! Я тогда его здорово напугала, когда глотнула кислоты! — Аня захохотала. — Помнишь? Сразу засуетился!

Тина хотела сказать, что Аня это сейчас так говорит, а тогда, когда она сидела немая и опустошенная в приемном покое, ей было плевать, будет или нет ее муж когда-нибудь зарабатывать деньги. И уж тем более ей было плевать на ее нос. Но у Тины не было сил не только спорить, но даже просто слабо возразить, и поэтому она просто продиктовала номер телефона Азарцева.

— Только дай слово, что не будешь ссылаться на меня! — попросила она.

— Вот те крест! — перекрестилась Анюта и очень скоро ушла. У Тины даже сложилось впечатление, что она приходила не для того, чтобы навестить ее и поддержать перед предстоящей операцией, а для того, чтобы непременно узнать номер телефона косметического хирурга.

«Что ж, жизнь идет, и пусть идет!» — устало заключила Тина и, уже засыпая, вдруг отметила, что стук из соседней палаты как-то неожиданно прекратился.

17

Юлия Леонидовна в задумчивости пребывала у себя в кабинете перед окном. Она видела, как в специально купленных для этой цели резиновых сапогах Азарцев ходит вслед за садовницей по мокрой осенней траве, и та срезает для него последние в этом году хризантемы. Конечно, к ноябрьским праздникам у продавцов с юга опять появятся целые чемоданы этих роскошных белых и желтых шаров с лепестками, загнутыми наподобие птичьих перьев, и с листьями, будто припорошенными ранней изморосью, но это будут уже другие цветы. Московские хризантемы и ниже и меньше, но выносливее, крепче и свежее. Юлия знала, что Азарцев трепетно относится к цветам. Для каждого сезона у него были свои любимые цветы. Она же более всего всегда любила розы. Шикарные, бордовые, с толстыми крепкими стеблями, твердыми бутонами, числом чем больше, тем лучше. Она ставила их тогда в огромную напольную вазу и говорила:

— У меня как у примадонны!

Жаль только, что в последнее время ваза часто оставалась пустой. Сама себе покупать цветы Юлия терпеть не могла: «Что я, старая дева?» Кроме того, ей было жалко денег. Все равно что сразу выкинуть в помойку кругленькую сумму.

— Мне приходится все оплачивать своим трудом! — часто говорила она Оле и была права. Помощь Азарцева в основном состояла в том, что он давал ей работу. Правда, в последнее время у Юли образовалась и собственная клиентура, но мечталось о другом. Хозяйка! Быть хозяйкой везде, всегда — в чувствах, в доме, на земле, в собственной клинике — вот в чем состояли Юдины мечтания. Но пока ей трудно было осуществить их. Ее работодатель — бывший муж — ходил сейчас внизу по газону в саду в простой брезентовой куртке и кепке, будто какой-нибудь дворник, и с улыбкой расспрашивал о чем-то садовницу, подающую ему мокрые от утренней росы цветы. Когда он разговаривал с ней, Юлией, он давно уже так счастливо не улыбался. Садовница была толстая тетка с красным от ветра лицом и натруженными, привыкшими к работе в огороде руками, а она, Юлия, была, если ее раздеть, словно выточенная из мрамора скульптура Афродиты, стоящая у входа в клинику как наглядный пример того, как должна выглядеть женщина. Однако же для толстой тетки-работницы у Азарцева всегда находилось ласковое слово, а для мраморной скульптуры — нет. А раз не было ласковых слов, постели и близости, Юля не могла чувствовать себя полновластной хозяйкой.

— Поживем — увидим, — вздыхала она.

В бывшей родительской даче в углу сада полным ходом шел ремонт помещения. Рабочие уже израсходовали там десятки мешков с выравнивающей смесью. Коробки из-под кафеля и сантехники валялись во дворе под старой лиственницей, где когда-то Азарцев похоронил своих птичек. В ход пошли банки с краской и лак. Последние шурупы уже были ввинчены в отверстия, плинтусы прибиты, лампы прикреплены. Организацией этого процесса тоже занималась она, Юлия. Азарцев сказал, что не может видеть, как превращается черт знает во что дорогой ему родительский дом, и уклонился от всякого участия в этом деле, ограничившись формальным согласием. На днях гинекологическое отделение можно было уже открывать. Лицензия была получена, Юля позаботилась и о рекламе. Звонки шли полным ходом, оставалось разбить у дверей бутылку шампанского.