Сказка для взрослых девушек - Ларина Арина

– У кого? – хмыкнула продавщица. – Это не ноги короткие, а брюки длинные! Неправильно мыслишь, дорогая. Они сейчас так шьют, с расчетом на акселератов и вешалок, а нам, нормальным бабам, приходится подшивать. Кстати, скину еще стольник за подшивку, там, в конце галереи…

– Не напрягайся, я ее провожу. – Наташка восхищенно оглаживала костюм и восторженно пыхтела. – Сейчас подошьем, и завтра пойдешь на работу новым человеком.

– Я сама могу подшить, – прошептала Галина.

– Так – не сможешь! Пошли.

– Погоди. – Галочка вздохнула и отважилась спросить: – А на два костюма у тебя деньги есть?

– А когда сможешь отдать? – по-деловому задала встречный вопрос Наталья. Она считала, что подтексты усложняют жизнь, и спрашивала всегда именно то, что думала, не теряя времени на дипломатию.

– Да сразу. У меня дома лежат.

– Тогда договоримся. Только фасон какой-нибудь другой выбери.

Затем они зашли в оптику заказать очки. Вошедшая во вкус Галочка мерила оправу за оправой до тех пор, пока не заболела переносица.

– Ну, я не знаю, – расстроилась она, ожидая помощи от уставшей Натальи.

– А я знаю одно: здесь любая оправа лучше той, которая ежедневно болталась на твоем носу. Погоди, сейчас мальчика спросим. Юноша, эй, продавец! – рявкнула Наташка и замахала руками, как утопающая.

– Да, девушка? – К ним подскочил симпатичный парень в строгом костюме. Услышав обращение «девушка» и узрев объект для тренировки своих женских чар, Скачкова сделала стойку, моментально забыв, зачем звала консультанта.

– Ну, не такая уж я и девушка. – Она поколыхала грудью перед носом обалдевшего «очковтирателя», парализовав его умственные способности. Похоже, парень тоже забыл, для чего он здесь находится.

– Как же, как же, вы самая девушка. – Консультант навис над Наташкой и принялся источать зазывные флюиды.

– Вы мне льстите!

– Да зачем же мне льстить? Просто констатирую факт. А что вы делаете сегодня вечером?

– Смотря что вы можете предложить.

– Даже и не знаю, что можно предложить прекрасной даме, чтобы не показаться банальным.

– А вы не бойтесь, я девушка простая.

– Вы про меня не забыли? – раздраженно произнесла Галочка. Судя по ошарашенно-остекленелым взглядам, скрестившимся на ее очкастой персоне, про нее действительно забыли.

– Ой! – воскликнула Наталья. – Посоветуйте нам оправу.

– К таким глазам нужны линзы, их категорически нельзя прятать, – вынес свой вердикт консультант.

В результате Галочка стала счастливой обладательницей линз и оправы, а Наталья заняла воскресный вечер.

– Так, провожать я тебя не буду, – торопливо оповестила она подругу. – Мне еще себя в порядок привести надо. Пока ты не в обновках, вряд ли на тебя кто польстится. В общем, чтобы завтра пошла в новом образе. И деньги не забудь отдать. Вечером загляну. Заодно на маман твою полюбуюсь – наверняка как в себя придет, так и начнет гонять тебя по квартире. А тут группа поддержки в виде меня.

– А ты кого поддерживать станешь? – хихикнула Галина. Настроение, несмотря на усталость, было радужно-праздничным.

– Угадай. Все. Целую. Меня ждут великие дела. – И Наташка убежала.

А Галя заторопилась домой мерить обновки.

В отличие от Натальи, которая весело провела воскресный вечер в клубе с парнем из магазина, Галина доживала первый день новой жизни в состоянии бойкота, объявленного Светлане Николаевне. Галочка была совершенно бесконфликтной до определенного времени, поэтому избавиться от ощущения дискомфорта в связи с непривычно молчаливой мамой, стремительно носившейся по квартире с поджатыми губами, ей никак не удавалось. Жалкая попытка привлечь Светлану Николаевну к обсуждению покупок успехом не увенчалась. Если с утра мама была немного напугана предложением разъехаться, то к вечеру, видимо, по результатам обсуждения произошедшей трагедии с подругами, она уже оскорбилась. И Галочка никак не могла сообразить, что означает ее молчание: готовность примириться с поставленными условиями или подготовку какой-то плохо просчитываемой в перспективе пакости. Галочке хотелось верить в первое, но интуиция склоняла ее ко второму.

Светлана Николаевна, злобно стуча пятками, в очередной раз пронеслась мимо ее комнаты. Судя по звукам, мама занималась сервантом. Галина терпеть не могла эту отвратительную процедуру мытья многочисленных сервизов и стекляшек, непостижимым образом обраставших за полгода липкой пылью.

– Ну и ладно. – Галя еще раз посмотрелась в зеркало. – Хоть какая-то польза от скандала.

Зазвонил телефон. Аппарат тоненько и пронзительно верещал в коридоре, куда Галине выходить не хотелось. Мама так старательно изображала трагедию, так картинно оскорблялась, углубляясь в пафос собственных, зачастую сильно надуманных переживаний, что единственным способом выйти из ситуации с наименьшими потерями нервных клеток было не реагировать на маму вообще. Конечно, правильнее было бы объяснить оппоненту свою позицию. Но оппонент на то и оппонент, чтобы насмерть стоять на своей точке зрения. В то время как вы приводите логичные, на взгляд любого здравомыслящего человека, доводы, почему он не прав, оппонент, вместо того чтобы слушать вас, формулирует очередную реплику. Мама была одним из худшим вариантов противостояния, поскольку чужое мнение для нее не существовало. Все, кто был с ней не согласен, одаривались снисходительным презрением и информировались о том, что ей, собственно, наплевать на их глубоко ошибочное мнение, которое является следствием их же необразованности, недалекости и недоразвитости, в связи с чем она и выражает соболезнования. Не всем дано, как ей, видеть истину. Галочка, давно приученная к подобной тактике, пока не чувствовала в себе сил выступить с открытым забралом, особенно учитывая мамину специфику. Она решила не обращать внимания на разворачивающийся перед ней трагикомический спектакль и жить, невзирая на препятствия. Это была натуральная осада, только вот кто кого брал измором, было пока не ясно.

– А-а, какие люди о нас вспомнили! – взвыла в коридоре Светлана Николаевна. В ее выкрике смешались злорадство, ненависть и острое желание вылить на собеседника избыток адреналина.

Галочка напряглась и подкралась к дверям, чтобы лучше слышать.

– Как дела, как потенция? – неслась на своих адреналиновых волнах мама. – Кремль стоит?

«Опять Женька». – У Галочки опустились руки, а сердце трусливо сжалось.

Теперь он был просто Женькой. Бывшим мужем. Вспоминавшем о ней с какой-то загадочной периодичностью. Он всегда звонил, но никогда не пытался встретиться лично, хотя при желании мог бы подкараулить Галину у школы, после уроков. Наверное, не было у него желания. Или совесть замучила. Спросить не получалось, поскольку почти всегда он нарывался на маму, и диалог уходил в штопор. После цветистых выступлений бывшей тещи желание пообщаться с Галей у Жени пропадало. Галочка ненавидела его за эти звонки, с садистским упорством расковыривавшие ее старую рану, не позволяя забыть то, что она старательно вычеркивала из памяти. Но память, как плодородная почва, взамен выполотых сорняков сразу порождала новые. Чувства, бродившие в Галиной душе, были сродни старым дрожжам с резким запахом и омерзительным привкусом. Она уже не любила, но и забыть не могла. Стыд за свою глупость и доверчивость был даже сильнее ненависти, подавляя ее и бередя воспоминаниями. Иногда он проявлялся яростными вспышками, и тогда ненависть захлестывала Галину, высушивая слезы и заставляя строить планы мести. Но злоба быстро опадала, как остывающее молоко, и снова привязчивым плющом Галочку опутывало отчаяние. Казалось, что отмыться от этой грязи не удастся никогда.