Три метра над небом. Я хочу тебя - Моччиа Федерико

— Ш-ш-ш! Я описываю один момент, — Джин быстро записывает последнюю фразу и закрывает дневник. — Есть! Круче, чем Бриджет Джонс. Это будет мировой бестселлер!

— Что ты написала?

— То, что мы сделали.

— И ты так долго описываешь трахание?

— Нахал!

В следующую секунду Джин выплескивает на меня свое пиво. Несколько вьетнамцев оборачиваются. Сначала смеются, потом застывают, не зная, чего ожидать дальше. Я смахиваю пиво с лица и вытираюсь, насколько это возможно, майкой. И смеюсь успокаивающе.

— Все в порядке… уж такая она! Всякий раз, когда она хочет сказать «я тебя люблю» и не может, она выплескивает пиво.

Вьетнамцы ничего не понимают, но улыбаются. Джин тоже изображает милую улыбку, очень ненатуральную. Делает еще глоток.

— Хочешь знать, что я написала? Все! Не только как мы занимались любовью, но еще то, что случилось. Это кусочек нашей судьбы. Может быть, благодаря этой секунде у нас будет ребенок. И мы будем вместе навсегда.

— Навсегда? Знаешь, я передумал. По-моему, во Вьетнаме тоже есть таблетка на следующий день. Давай пойдем, поищем ее!

Я быстро наклоняюсь под стол, потому что в меня летит остаток пива Джин. На этот раз оно в меня не попадает. Вьетнамцы смеются и хлопают в ладоши. Они поняли нашу игру. Более-менее. Я раскланиваюсь. Они нестройным хором поют:

— Я тебя люблю… я тебя люблю… я тебя люблю.

Произношение смешное, но, главное, они правильно все поняли. Я не успеваю встать. Пиво выплескивается мне в живот.

— Ай!

На этот раз раскланялась Джин, и вьетнамские женщины радостно кричат. Не знаю, будет ли у нас ребенок. Но зато ясно другое: если у нас будут проблемы с работой, мы всегда сможем давать спектакли нашей маленькой труппой.

* * *

Малайзия. Перхентиан. Тиоман.

Загорелые, отдохнувшие, слегка обгоревшие на солнце, которое не оставляло нас ни на минуту, мы идем рядом. Полдень. Такой же, как всегда. Как всегда в те дни, когда у тебя отпуск. Мы останавливаемся около художника, сидящего в тени пальмы, и, не раздумывая, выбираем.

— Вот эту!

На песке в ряд лежат картины, как огромные разноцветные раковины, оставленные сохнуть на солнце. Мы выбираем одну и ту же картину, нам смешно, нас зацепила одна и та же вещь.

— Видишь, какие мы симбиотичные?

— Да уж.

Я плачу пять долларов, художник нам ее заворачивает, мы забираем картину и медленно идем к нашему бунгало.

— Я беспокоюсь.

— Из-за чего? Из-за своего живота? Еще рано.

— Дурак! Мне кажется странным, что за десять дней мы ни разу не поссорились! Ни разу. Все дни вместе и ни одной ссоры.

— Уж лучше скажи: все ночи вместе, и мы всегда занимались…

Джин резко поворачивается ко мне, лицо у нее жесткое.

— Всегда занимались любовью! Не сердись, пожалуйста, не надо так на меня смотреть. Именно это я и собирался сказать. Все ночи вместе, и всегда занимались любовью.

— Да, да, конечно.

— Хотя… Извини меня, Джин. Мы все время трахались, это лучше передает суть.

Я убегаю.

— Кретин, значит, ты все же хочешь поссориться!

Джин бежит за мной. Я быстро открываю дверь бунгало и заскакиваю внутрь. Скоро вбегает и она.

— Так ты хочешь поссориться.

— Нет, смотри… — я указываю на окно. — Уже темно. Уже поздно — если мы собрались ссориться, то давай завтра днем, — я притягиваю ее к себе. — Потому что ночью…

— Ночью? — повторяет за мной Джин.

— Мы занимаемся любовью. Будем называть это так, как ты хочешь.

— Ну, хорошо.

Джин улыбается. Я целую ее. Она очень красивая. Я немного отстраняюсь от ее лица. И тоже улыбаюсь.

— Но зато сейчас мы будем трахаться!

Она снова бьет меня. Но тут же мы погружаемся в свежие простыни, пахнущие морем. И, трахаясь, занимаемся любовью.

63

Мы провели несколько дней на острове. И это правда — ни разу не поссорились. Даже наоборот. Здорово повеселились. Я и представить себе не мог — с такой как она… Позавчера вечером я качался один на морских волнах. Они казались мне сладкими, настолько они были мягкими и теплыми в этом тихом мелководье. А может быть, так казалось из-за красоты и простоты того поцелуя, которым мы перед этим обменялись. И так, молча, глядя друг другу в глаза, обнявшись, мы лежали под луной, ничего дальше не предпринимая. Мы смеялись, болтали, обнимались. Что самое приятное в островах, подобных этому, это то, что у тебя нет никаких обязательств. Все, что ты делаешь, ты делаешь только потому, что тебе этого хочется, а не потому, что ты должен это сделать. Каждый день мы ужинаем в одном и том же ресторане. Он сделан из дерева, и стоит прямо над морем: спускаешься на три ступеньки — и ты уже в воде. Мы читаем меню, не особенно понимая, что там написано. В конце концов, мы всегда просим разъяснений. Все, кто там работает, очень милы и всегда улыбаются. Выслушав их более или менее понятные объяснения, сопровождаемые жестами и смехом, мы каждый раз берем новое блюдо. Может быть, потому что нам хочется попробовать всего понемножку, потому что мы надеемся, что какое-нибудь рано или поздно нам как-то особенно понравится. Но в основном — потому что нам хорошо.