Загадка неоконченной рукописи - Делински Барбара

Со временем Джордан стал чувствовать себя в родительском доме более уверенно, особенно, когда приехали сестры с семьями. Они были очень рады видеть его и просто влюбились в Кэйси. Для нее, у которой никогда не было никакой семьи, кроме матери, это был лучший из дней.

Но и это было не все. На следующий день после сбора всей семьи, Джордан повез ее еще дальше на север, в маленький, тихий городок. Проехав через скромный центр, они повернули на узкую зеленую улочку и подъехали к маленькому желтому домику с мшисто-зелеными ставнями, окруженному тсугами и соснами, можжевельником и тисами, а также клумбами с цветами, многие из которых были и в саду в Бикон-Хилл. Мощеная дорожка вела между клумбами к трем деревянным ступенькам террасы. На террасе стояла пара кресел-качалок. В одном из них сидела старушка.

Кэйси с любопытством взглянула на Джордана, но он не сказал ни слова. Развернув джип, он взял ее за руку и повел по дорожке. Старушка в кресле перестала качаться. У нее были белоснежные волосы и лицо, изрезанное глубокими морщинами, на ней было цветастое платье и белый передник, а выглядела она почти такой же озадаченной, как и Кэйси. Но та увидела в ней что-то знакомое, до боли знакомое.

Сердце у Кэйси начало колотиться.

Женщина не сводила с нее глаз. Поднимаясь вместе с Джорданом по ступенькам, Кэйси увидела, какие они голубые – хоть и слегка поблекшие с возрастом, но все равно голубые. Голубые глаза, белоснежные волосы, которые вполне могли бы в юности иметь рыжий оттенок, и милая улыбка, полная любви, как хотелось считать Кэйси.

Старушка протянула ей дрожащую руку, и в тот же самый момент Джордан негромко произнес:

– Это Мэри Блинн Ангер. Твоя бабушка. Ей девяносто шесть лет.

Осень в саду была настолько великолепной, насколько может быть великолепной осень в Новой Англии. Клены стали огненными, березы – золотыми, дубы – красными. Буйно цвели черноглазые гибискусы, раскрылись розовые звездочки астр, а на калине закраснелись ягоды. Виноград, вьющийся по перголе, по стенам дома и сарая, превратился в разноцветный занавес всех оттенков оранжевого, красного и коричневого.

Стройная, в ослепительно белом платье, с венком из плюща в волосах, Кэйси прошла через дом, по каменной дорожке, к месту под деревьями, где ждал ее Джордан со священником. Впереди шествовали подружки невесты – Брайанна и Джой и почетная свидетельница – Мег, которая выглядела настоящей красавицей со своими естественно-рыжими волосами, уложенными в искусную прическу.

Кэйси шла одна, но не была одинока ни в каком смысле этого слова. По обеим сторонам от нее сад заполняли друзья и родственники. Ощущение присутствия Кэролайн во главе процессии было таким ясным, словно та была здесь в самом деле. Точно так же, как и Конни. Его офис никогда не стал бы вновь полон клиентов, его сад не стал бы цвести, а кот – не принял бы Кэйси, если бы он не одобрял этого.

Джордан ждал, такой прекрасный, что у нее захватило дыхание, и смотрел только на нее, так что слезы навернулись ей на глаза. Она сама порой сомневалась в его реальности, как Дженни с ее Питом. Но ей не приходилось щипать себя за руку, чтобы убедиться в этом. Ей достаточно было повернуть голову, посмотреть вокруг и позвать его по имени – и он был рядом.

Еще не кончился ноябрь, когда выпал снег. Он повис на редких листьях, что еще продолжали цепляться за ветви, укрыл одеялом вечнозеленые кусты и деревья, которые сами словно съежились в ожидании холодов, и ковром лег на камни дорожки. Хотя Кэйси и любила проводить время в саду, она была готова к переменам. Зима – это означало оставаться в доме, у огня, с кружкой глинтвейна и Джорданом. Это было время, когда они привыкали быть мужем и женой и открывали все новые чудесные грани такой жизни.

Джордан продал свою квартиру, перенес свой офис в одну из запасных комнат, а студию – в мансарду и учил Кэйси оценивать свои работы. Кэйси тоже продала квартиру, отдав Мег всю мебель, которую только могло вместить ее жилище, а оставшуюся продала, и они с Джорданом открыли свой первый общий банковский счет.

В марте, когда над влажной землей показались чистые головки подснежников, а крокусы раскрыли свои желтые, лиловые и розовые лепестки, у Кэйси уже был заметный животик.

Когда пришел июнь, она стала казаться себе просто огромной. А в начале августа, когда пришел срок, она чувствовала себя такой же богатой и полной материнских сил, как и сад.

Как-то незаметно оказалось, что ритм ее жизни совпадает с природным ритмом жизни сада. Ее родители оба любили цветы и деревья, точно так же, как и ее муж. А сама Кэйси? Этот сад сделал ее своей. Он помогал ей хранить ясность мысли и понимать, что реально, а что – нет. Он давал ей надежду в минуты отчаяния и облегчение в минуты стресса. Он был свидетельством постоянного возрождения жизни.

Когда следующим августом ее дочь праздновала свой первый день рождения, в ее волосах, еще по-детски мягких, но уже яркого, редкого рыжего оттенка, был венок из маргариток, она ела шоколадные пирожные и мороженое деревянной ложечкой, а потом упала лицом в землю, погнавшись за бабочкой.

Отец поднял ее и, гладя по животику, отнес к маме, от поцелуев которой «бо-бо» прошло, и дочка снова засмеялась. Жизнь была прекрасна.