Ночные кошмары - Робертс Нора

– Что ж, это все объясняет. Но мы можем быть вместе даже в том случае, если ты меня не любишь.

– Это ничего не изменило бы. Я бы продолжала бояться, а ты видел бы это и не оставлял меня одну. Я бы позволила тебе делать то, к чему ты склонен, и заботиться обо мне. По крайней мере до тех пор, пока все не закончится.

Ной слегка успокоился и начал играть кончиками ее волос.

– Я знал, что этого говорить не стоило. Лив, если я буду заботиться о тебе, это еще не значит, что ты станешь моей рабыней.

– В тебе есть что-то от няньки. Ты не можешь справиться с собой.

Эта мысль так ошеломила Ноя, что он захлопал глазами.

– Ничего подобного.

– Ай, брось. – Оливия протиснулась мимо него и вернулась в комнату. – Ты стремишься опекать всех, кто тебе дорог. Достаточно услышать, как ты говоришь о Майке. – Ты всегда приходишь к нему на выручку. И даже не осознаешь этого. Это твоя вторая натура. И так же ты относишься к родителям.

– Я не прихожу к ним на выручку.

– Ты опекаешь их, Ной. Это замечательно. Честное слово. Сегодня вечером твоя мать говорила, как ты приходишь к ним и пытаешься спасти цветы. Или идешь к отцу в молодежный центр и несешь ему пиццу.

– Иначе он умер бы с голоду. При чем тут опека? – Это слово вызывало у него судороги. – Просто родственные чувства.

– Нет, в этом весь ты. – Именно поэтому она его и полюбила. Он был прекрасен – и душой и телом.

– Ты внимателен, – продолжила она. – Ты умеешь слушать, выделять главное и делать его значительным. Я пыталась уговорить себя, что ты мелкий, ничтожный, беспечный человек, но делала это только ради того, чтобы не дать воли своему чувству. Потому что я не могу себе этого позволить.

– Не хочешь, – уточнил он. – Если верить твоим словам, я неплохой улов. Тогда почему ты так хочешь, чтобы я сорвался с крючка?

– Мы с тобой разные люди. Моя мать была жертвой, а отец – убийцей. Я ношу это внутри.

– По-твоему, каждый, у кого было трудное прошлое, не способен любить?

– Мы говорим не об этом. Факт остается фактом. Я не хочу вступать с тобой в длительную связь.

– И как ты собираешься с ней покончить?

– Я уже покончила, – ровно и холодно сказала Оливия, повернувшись к дверям. – Мы расстаемся. И тебе совсем не обязательно сидеть здесь до утра.

Ной шагнул к открытой ею двери. Когда Оливия посторонилась, ее сердце обливалось кровью. Позже она поняла, что должна была предвидеть последствия. Достаточно было увидеть его глаза, в которых горел холодный, беспощадный свет.

Он схватил ее за запястье и заставил выпустить ручку. Прижал к двери. Запер замок.

– Если бы мы продолжали эту игру и я поверил, что ты способна включать и выключать свои чувства так же легко, как я запер этот замок, из этого следовало бы, что нас объединяли только чисто деловые взаимоотношения, которые закончились, и секс. Я правильно излагаю твою мысль? Ной прижал ее спиной к двери. Когда прошло потрясение, Оливия поняла, что он пугает ее. И в то же время страшно возбуждает.

– Правильно. Так будет лучше для нас обоих.

– Прекрасно. Значит, не будем усложнять. – Он рванул пояс ее халата. – Если это всего лишь секс, займемся им.

Она вздернула подбородок, заставив себя посмотреть ему в глаза.

– Ладно.

Но рот Ноя уже жадно прижался к ее рту, пальцы впились в тело, реакция которого опередила реакцию сознания. Она издала стон, в котором протеста было меньше, чем наслаждения, но этот звук заглушили беспощадные мужские губы.

Он сорвал с Оливии халат, и ее сердце заколотилось еще безудержнее.

– Это не имеет значения. Это только секс. – Гнев и обида заставили его забыть правила хорошего тона.

Ной грубо потащил Оливию к кровати, крепко прижавшись к ней напрягшимся телом. Он не дал ей ни времени, ни выбора. Но дал наслаждение.

Ногти Оливии впились в его плечи, однако это не было выражением протеста. Она дрожала и корчилась под его телом, и стоны, срывавшиеся с ее губ, были звуками, которые издают спаривающиеся животные.

Это не было ни нежной любовной игрой, ни тщательно обдуманным обольщением. Жар вместо тепла, жадность вместо щедрости.

Она разорвала на нем рубашку и впилась ногтями во влажную спину. Изрыгая проклятия вместо любовных клятв, он рывком приподнял Оливию и глубоко вонзился в нее. Она была горячей, влажной, сжимала его в объятиях и выгибалась под ним дугой.

Кожа Оливии блестела в свете лампы, глаза расширились и потемнели от потрясения. «Я этого не переживу, – вертелось в ее воспаленном мозгу. Никто не выдержит такого чудовищного жара и таких острых ощущений».