Чудеса всё же возможны… - Герцик Татьяна

– Ты бы, Вовка, поменьше трепался. Дойдет до кое-кого, не возрадуешься.

Сдавленный голос Влада испуганно проговорил:

– Черт! – и всё смолкло.

Всё слышавшая Вика соболезнующе взглянула на Настю.

– Ну и свинья Володька, как оказывается! Я-то о нем лучше думала.

Настя вяло пожала плечами.

– Не бери в голову, я и не такое в своей жизни слышала.

Вика с округлившимися глазами прошептала:

– А что это за девица, ты знаешь? И с кем она – с Вячеславом или Владимиром?

Пришлось признать, что она вовсе не в курсе:

– Да почем мне знать? Я ведь у Влада не наперсница.

Подружка недоверчиво передернулась.

– Ну да! Все знали, что Володька тебе обо всем рассказывал.

Настя твердо отринула подобную инсинуацию:

– Да прямо! Про своих подружек он мне никогда ничего не говорил.

– Ну, в школе у него никого, кроме тебя, и не было.

Настя хотела спросить, что Вика имела в виду под этим многозначительным «кроме тебя», но к ним в комнату заглянула Аля и позвала пить чай.

После чая, как и положено, гости стали расходиться по домам. Оттесненный от Насти собирающимися одноклассниками Влад был вынужден жестко скомандовать:

– Настя, подожди меня внизу, пойдем вместе!

Естественно, этот приказ Настя выполнять не собиралась. Натянув шапку и куртку, выскочила из дверей и помчалась по лестнице, не понимая, чего от нее хочет Влад. Он же приехал с Ларисой!

Быстро спустившись вниз, бегом отправилась домой. Скрывая слезы, пронеслась по улице, стараясь скрыться от химер неразделенной любви, и опрометью забежала в свой подъезд, даже не глядя по сторонам. А если б посмотрела, то заметила черный мерс, примчавшийся к ее дому ровно через минуту после ее прихода.

Машина простояла у ее подъезда больше часа, но из нее так никто и не вышел. Около двенадцати ночи, мигнув фарами, марс медленно выехал из-за большого сугроба и укатил в сторону проспекта.

Настя не хотела плакать, не хотела переживать, крепко-накрепко запрещая себе лить слезы, зарабатывая мигрень, но ничего не могла поделать – напряжение требовало выхода, и она с жалостными причитаниями залилась горючими слезами. Как обычно, они не помогли, принеся лишь головную боль и осознание безысходности собственной жизни.

Постепенно слезы уходили, ничуть не облегчив душу, но принеся понимание того, что нужно сделать. Эта выпендристая Лариса права – ей, Насте, вовсе незачем мириться со своей бесталанной внешностью. Если поправить нос и чуть-чуть увеличить глаза, то жизнь еще может сложиться гораздо счастливее. Красавицей ей, конечно, не стать, но она этого и не хочет. Быть как все – вот предел ее мечтаний.

Припомнила, что один из ее знакомых по медакадемии, Кешка Соколов, стал неплохим косметическим хирургом, и уже несколько раз предлагал ей «исправить ошибку матушки-природы». Она не решалась, боясь боли и возможных осложнений, к тому же эта процедура стоила немалых денег.

Но теперь всё! Больше она никому не даст возможности с пренебрежением посмотреть ей вслед и сказать: Вот ведь кикимора! И ее друзьям не придется с сочувствием думать: какая хорошая девушка, но внешность…

На следующий день позвонила в клинику и договорилась о встрече. Потом взяла на работе отпуск и легла под нож. И хотя предварительно они с Иннокентием много раз обсуждали те небольшие изменения, которые он должен был внести в ее лицо – уменьшить нос, немного исправить разрез глаз, чуть поднять траурные углы губ, – после операции у нее было чувство, что сделал он намного больше. Впрочем, поймать его на самовольстве никакой возможности не было – ее лицо превратилось в сплошную кровавую маску.

К концу отпуска отеков почти не осталось, шрамы исчезли, и из зеркала на нее впервые взглянуло вполне миленькое, даже красивое, лицо.

Нос с небольшой пикантной горбинкой, томные миндалевидные глаза и уже не кажущийся большим, но почему-то постоянно улыбающийся рот сами по себе были неплохи, но вот она к ним привыкнуть никак не могла. Хотя и понимала, что стала выглядеть гораздо лучше, чем была. Вдобавок и намного моложе – лет на двадцать. Но это хорошенькое молодое лицо было до ужаса чужим. Об этом Кеша ее тоже предупреждал – чтобы приспособиться к новому лицу и забыть старое, нужно время и терпение.

Коллеги и друзья привыкли к ее новому облику гораздо быстрее, чем она. А Настя, видя в зеркале свое отражение, равнодушно скользила по нему глазами, как по случайно встретившейся незнакомке, и лишь потом спохватывалась: да это же я! И так продолжалось почти год.