Наследство для двоих - Дейли Джанет

– Что-то мы даже не поздоровались как следует, – укоризненно произнес Маккрей, когда они все вместе вышли из конюшни под палящее солнце Аризоны. – Не годится так. Может, наверстаем упущенное? Хотя бы для приличия. Ну что ж, здравствуй, Эбби. Как жизнь?

– Замужем.

– Слышал уже. И где же твой муж – тоже здесь?

– Нет. – Сейчас ей меньше всего хотелось рассуждать с ним на тему семьи и брака, тем более брака, который был чистой фикцией. – Он дома. На ферме в это время полно дел. Он не смог выбраться сюда. – Она чувствовала себя так, словно ехала сейчас верхом на лошади без седла. Вот-вот ее скакун перейдет на галоп, и нужно быть заранее готовой к этому, иначе и моргнуть не успеешь, как слетишь на землю.

Обернувшись, Иден объявила:

– А вот и наша конюшня, правда, мам? Тут наш Уиндсторм стоит, правда?

– Правда, милая.

– Это самый красивый конь на свете. Вот увидишь, Маккрей, – пообещала кроха.

– Перестань «тыкать», Иден. Для тебя этот человек «мистер Уайлдер». Вот так к нему и обращайся. – Для Эбби было невыносимо слышать, как фамильярно беседует с ним ее дочь.

– Ничего, пусть называет меня просто Маккреем. Я не возражаю.

– Зато я возражаю. И была бы тебе весьма благодарна, если бы ты не вмешивался в воспитание моей дочери, – поставила его на место Эбби.

Ускорив шаг, она преодолела последние несколько метров желтого песка и, опередив Маккрея, вошла в прохладную тень конюшни. Бен отпустил ручонку Иден, и та, словно сорвавшись с цепи, помчалась к стойлу – третьему слева по ходу.

– А мы к тебе, Уиндсторм! Да еще и гостя привели!

Несмотря на испорченное настроение, Эбби не могла удержаться от улыбки при виде того, как жеребец поднял голову и ласково заржал, приветствуя дитя, бегущее к нему со всех ног. На ее взгляд, Уиндсторм был само совершенство, что, впрочем, можно было сказать о внешних данных многих других лошадей. Однако самым главным в нем были его необычное благородство и доброта.

Хотя в жилах его текла горячая кровь настоящего арабского скакуна, в этой горячности преобладала любовь к жизни и свободе, нежели необузданная, дикая страсть. И каждый новый помет жеребят от «браков» Уиндсторма с породистыми кобылицами наследовал не только его гордый вид, но и покладистость. Исключением не был даже жеребенок, родившийся у кобылицы, которую все боялись из-за ее бешеного нрава. Между тем ценность любого жеребца-производителя определялась именно его способностью передавать потомству свои лучшие качества. И Эбби было приятно сознавать, что подобное сокровище находится в ее руках.

Вот и теперь ее сердце учащенно билось от радости и восхищения – как всегда, когда она подходила к стойлу Уиндсторма. В этом чувстве не было ничего от раздутого тщеславия, а потому она не стыдилась его. К пяти годам Уиндсторм стал совсем светло-серым, почти белым. Несколько прядей в его длинной гриве и хвосте были словно отлиты из серебра. Темная кожа просвечивала лишь на морде, в особенности вокруг глаз, отчего они казались неправдоподобно большими.

– Ну как тут мой мальчик? – ласково проворковала Эбби, в то время как жеребец склонил голову, чтобы она почесала его под ухом. Эта ласка нравилась ему больше всего.

– Я так и знал: у нее должен быть мальчик. Не знал только, кто именно, – раздался за ее спиной шепот Маккрея. Она и не подозревала, что он стоит так близко, однако, быстро оглянувшись, убедилась, что слух ее не обманывает: от Маккрея ее отделяли какие-нибудь несколько дюймов.

Ее сердце забилось так гулко, что ей показалось, что она оглохла. Что-то подсказывало ей, что стоит лишь обернуться, и она, как в старые времена, окажется в его объятиях и почувствует на губах сладость его поцелуя. От нее всего-то и требовалось, что одно легкое движение, молчаливое приглашение к близости. В душе зазвенела тонкая предательская струнка, зовущая к уступчивости.

Возвращение любви? Нет, Эбби не могла позволить себе подобной глупости. Она уже обожглась один раз – второго не будет. И потому она сделала шаг в сторону, подальше от Маккрея.

– Тебе, кажется, не терпелось увидеть моего жеребца? Что ж, сделай одолжение: вот он, перед тобой.

Эбби сама удивилась тому, насколько спокойно прозвучал ее голос, ведь внутри ее била крупная дрожь.

Маккрей подошел поближе к стойлу, а Иден вскарабкалась на брикеты сена, откуда было удобнее смотреть за деревянную загородку.

– Правда, красивый? – с гордостью задала она вопрос. – Я видела его в ночь, когда он родился. Такая сильная гроза была: гром гремел-гремел, ветер дул-дул. Поэтому его и назвали Уиндсторм.^[18]