Зойка - Орешкина Наталия

— Заюшка, ты не против снять колготки, думаю, они помешают.

— Лешик, а с чего ты взял, что я в колготках?

— А в чем? — недоуменно спросил он.

— А ты проверь, — сказала Зойка с провоцирующей улыбкой.

Леха положил ладони на колени девушки и медленно повел вверх, неотрывно глядя в ее глаза. Вдруг его руки замерли, достигнув края чулок и нащупав подвязки. Потом рванулись выше, обхватывая фактически неприкрытую трусиками попку. Заведя пальцы за тонкий шелк, он сильно потянул вниз, и тут раздался непонятный треск, и… трусики оказались у него в руках.

— Милая, я не нарочно, — смущенно сказал Леха, держа в руке клочок шелка.

Зойку затрясло от хохота, и он подумал, что у нее истерика от потери, судя по всему, недешевого предмета женского туалета.

— Милая, не плачь, я тебе двое таких куплю, даже трое, если нужно.

— Лешик, они на ЛИ-ПУЧ-КЕ, — по слогам выговорила Зойка сквозь смех.

Трусики полетели в общую кучу, а Лехины руки потянулись к юбке в стремлении избавиться от явно мешавшей вещи. Когда и юбка исчезла на заднем сиденьи, зрелище, что узрел Леха, сразило его наповал. Зойка сидела на нем, обхватив его бедра ногами, затянутыми в тонкие черные чулки с кружевным верхом, пристегнутые к весьма сексуальному поясу, прямо-таки самая невероятная эротическая фантазия в действии. Если до этого у него была вполне ощутимая эрекция, то теперь он не удивился бы, если зубчики молнии на джинсах просто разлетелись бы в разные стороны под напором напрягшейся плоти.

Руки Зойки пробежались по Лехиной груди, погладили мышцы плеч, коснулись сосков и золотистой поросли между ними. Легкая дрожь шла по телу мужчины за ее руками, а его голова откинулась назад от удовольствия. Терпение Лехи было на пределе, мало того что сам он был очень сильно возбужден, так еще и шаловливые ручки девушки подталкивали его все ближе к краю. Пора было брать управление в свои руки, потому что опростоволоситься во второй раз Лехе ох как не хотелось. Он притянул девушку ближе, так, что ей пришлось обнять его за плечи и убрать руки от стратегических мест. Удерживая одной рукой ее голову, он начал поцелуй, страстный, долгий и уносящий все мысли прочь. Другая рука прошлась по Зойкиной груди, очертила пупок и наконец достигла складочек лона, влажных, горячих и ждущих его ласк. Он провел по ним пальцами, ощущая, как возникает трепет в теле девушки от этого простого касания, как выгибается ее спина, как она надавливает на пальцы в стремлении усилить наслаждение. Видя столь бурную реакцию, он понял, что смысла откладывать больше нет.

— Сладкая моя, привстань, пожалуйста.

Зойка приподнялась, и Леха, расстегнув непослушными пальцами джинсы, стянул их вниз. Придерживая член рукой, он потянул девушку на себя.

— А теперь опускайся, ты сейчас главная. Все в твоих руках. Давай, любовь моя.

Зойка начала медленно опускаться на твердую плоть в ожидании неприятных ощущений, но вместо них было просто тесное соприкосновение, вызывавшее невероятное томление во всем теле, и она резко опустилась до самого основания. Пара замерла от необыкновенности происходящего. Это было не только соединение плоти, не только чувственное наслаждение, но и что-то большее, от чего в груди копилось ощущение небывалого счастья, — обретение недостающей части себя. Зойка не могла удержаться от желания двигаться, скользя вверх-вниз по возбужденному до крайности члену. Леха боялся пошевелится и только крепче стискивал зубы в попытке сдержать собственное освобождение, все сильнее и сильнее сжимая возлюбленную в объятиях и шепча слова любви и желания. Зойка совсем утратила всякую связь с реальностью, отдавшись наслаждению, нараставшему с каждым последующим толчком, забыв обо всем, кроме рук, обвивающих ее тело, жарких слов и поцелуев, даримых губами мужчины.

Это ощущение зародилось в глубине ее тела, среднее между тянущей болью и удовольствием. Оно гнало двигаться, словно любая, даже самая небольшая, остановка просто убила бы ее. Ощущение нарастало, ширилось, захватывая каждую фибру ее существа, мутя рассудок, вырывая стоны из самой глубины души. Глаза просто невозможно было держать открытыми: веки, казалось, налились свинцом, и за ними словно вспыхивали звезды. И тут это произошло. Чтобы описать это ощущение, нужно взять все самые счастливые события своей жизни и сплавить их в одно мгновение, сладостное, томительное, взрывное. Состояние полета, парения в лучах невероятного блаженства, когда все вокруг перестает существовать, кроме сплетенных в жарких объятиях тел. А потом нарастающее ощущение счастья и неги, от которого тело безвольно обмякает и кажется, что больше ты уже не сможешь пошевелиться.