Бархатистые прикосновения - Деверо Зара

Сев, Карен вынула из волос бархатный обруч и, тряхнув гривой шелковистых волос, распустила их по спине и плечам.

Джереми закусил губу, залюбовавшись этой высокой и полногрудой языческой красавицей, словно бы сошедшей с полотна Россетти. Подобно экзотическому цветку, она никого не оставляла равнодушным и всегда привлекала к себе заинтересованные взоры — завистливые, осуждающие либо ненавидящие.

Джереми, многократно познавший эту непостижимую женщину плотски и испытавший погружение в опасный водоворот ее исступленных оргазмов, невольно проникался чувством, близким к религиозному трепету, всякий раз, когда смотрел в ее гипнотизирующие зеленые глаза, ощущал аромат ее кожи или подвергался изысканному сарказму, пытаясь состязаться с ней в интеллектуальном споре Карен поражала его живостью своего восприятия, глубиной познаний и уверенностью в себе. Жалости к поверженным она не испытывала.

Ему достаточно было пошевелить мизинцем, чтобы орда девиц завертелась перед ним, изнемогая от желания отдаться ему. Другие женщины тешили его мужское самолюбие, заставляли бешено пульсировать кровь, однако не пробуждали в нем настоящего ответного чувства, как Карен. Словно мощное зелье, она возбуждала в нем безрассудное желание приручить это неукротимое создание, доказать себе, что он способен им повелевать. Поражения не охлаждали его пыл, а понуждали вновь и вновь бросаться в бой и совершать подвиги.

Он выхватил из-под сиденья плед, ступил на берег и протянул Карен руку. Крона плакучей ивы изогнулась так, что образовала изумительный покров, а густая трава могла бы заменить персидский ковер. Джереми расстелил поверх нее шотландский плед. Карен с наслаждением опустилась на него и, закинув руки за голову, устремила взгляд в синее небо, просвечивающее сквозь листву.

Карен обожала лето и ненавидела дождливую осень и промозглую зиму — в ненастную пору она впадала в спячку и уныние. Сейчас же энергия сочилась из всех ее пор, рвалась наружу из кровяных сосудов, металась, словно ртуть, по нервам, воспламеняя чувственность.

Карен посмотрела на Джереми из-под густых темных ресниц: он прилег с ней рядом, подперев щеку рукой, словно бы размышляя, как ему лучше начать новый штурм. Наконец он наклонился и нежно поцеловал чувственным ртом ее шелковистую щеку. Неплохое начало! Она решила поощрить его и, порывисто обняв, поцеловала в губы Их пляшущие языки столкнулись и переплелись. Он зарычал и, навалившись на нее, прижался к ее отвердевшим соскам, готовым проткнуть ткань блузы. Ее обдало приятным теплом, лоно наполнилось соком, и воздух стал приторно-сладковатым от его аромата.

Возможно, Джереми и не был идеальным любовником, но полдень выдался настолько превосходный, что все вокруг казалось золотистым и пропитанным негой Ленивое биение волн о берег, шорох листьев, щебетание птиц и отзвуки голосов катающихся на лодках — все это таинственным образом переполняло ее вожделением, и она почувствовала сладкую тяжесть в промежности.

Если бы в этот момент Карен была одна, то она задрала бы юбку и, отодвинув трусики, стала бы играть с клитором — потирать его, поглаживать, пощипывать и подергивать, пока не довела бы себя до оргазма, столь упоительного, что ни одно соитие с мужчиной не могло бы с ним сравниться. Возможно, с женщиной все обстояло бы иначе, но она этого пока не знала, а только представляла себе успокоительные женские ласки во время мастурбации.

Она расслабилась и отдалась на волю Джереми. Он наклонился и стал сосать через ткань сосок. Наконец Карен заскрежетала зубами и, закрыв глаза, шумно задышала, остро ощущая бархатистые прикосновения его языка. Ее рука поглаживала бугор под его джинсами, ощупывала его набухший член под тканью, который слегка подрагивал, требуя, чтобы его немедленно освободили из темницы.

Осторожно, но уверенно Карен расстегнула металлическую пуговицу на талии Джереми, взялась за язычок молнии и медленно, словно бы дразня его, потянула вниз. Края ткани разошлись, я в проем вырвался, словно пружина, трепещущий упругий член Она сжала его в руке, наслаждаясь подрагиванием этою живого влажного существа, не подвластного своему хозяину и норовящего жить самостоятельной жизнью.

Он расстегнул ее блузку: под ней не было бюстгальтера, и прекрасные полные груди, изумительной формы, ослепительно белые, с отвердевшими сосками в ореоле голубеньких жилок, предстали его восхищенному взору.