Дорога судьбы - Стил Даниэла

Представив это, Иеремия смущенно засмеялся:

– У меня гораздо больше земли, чем денег.

– Это одно и то же. У одних это земля, у других – скот... Всюду по-разному, но смысл один.

Терстон знал, о чем она говорила. Правда, слова – не дела, нo вдруг это не просто слова? Было бы страшновато, если бы она воплотила свои теории в жизнь. Как ей удалось столько узнать о делах, деньгах и власти?

– По-моему, сейчас вы говорите о силе. Той силе, которую приобретают люди, когда им сопутствует успех или когда их уважают. – Такое утверждение показалось ему вполне доступным для человека в возрасте семнадцати лет, особенно для девушки.

Камилла ненадолго задумалась, а затем кивнула:

– Наверное, вы правы, я имела в виду именно это. Мне нравится сила, нравятся сильные люди, нравится то, что они делают, как ведут себя и как думают. – Бросив взгляд на мать, Камилла вновь обернулась к Иеремии. – Ненавижу слабых людей. Наверное, мой дед был слабым, если решил застрелиться.

– Тогда на Юге царили ужасные времена, Камилла. – Иеремия говорил тихо, чтобы их слова не услышала хозяйка дома. – Для большинства людей все страшно изменилось, и многие не сумели пережить этого.

– А папа сумел. – Камилла гордо смотрела на собеседника. – Именно тогда он нажил все свои деньги. – Большинство людей не рискнуло бы даже подумать об этом, не то что хвастаться.

Однако Камилла вскоре оставила запретную тему устремив на Иеремию глаза цвета летнего неба, она попросила с улыбкой, способной растопить ледяное сердце:

– Расскажите мне о Калифорнии.

Улыбнувшись столь неожиданной перемене, Терстон заговорил о долине Напа. Некоторое время Камилла вежливо слушала, а потом заскучала. Эта девушка не была предназначена для сельской жизни. Рассказы о Сан-Франциско понравились ей куда больше. Потом она описала Иеремии свою недавнюю поездку в Нью-Йорк, показавшийся ей очаровательным, и поведала, что отец обещал свозить ее в Европу, если к восемнадцати годам она не выйдет замуж. У Орвиля до сих пор оставались дальние родственники во Франции, и Камилле очень хотелось побывать в Париже. Она трещала без умолку, словно маленькая девочка, но вскоре Иеремия поймал себя на том, что не столько слушает девушку, сколько любуется ее нежной красотой. В его ушах звучали слова, сказанные Амелией в поездке: «Найдите девушку... женитесь... родите детей...»

Да, такая девушка могла вскружить голову любому пожилому мужчине и превратить его в тряпку. Однако Иеремия приехал в Атланту по делам, а не за невестой. Он собирался вернуться в долину Напа, где его ждали привычная размеренная жизнь, пятьсот рабочих, занятых на трех его рудниках, экономка, дом, Мэри-Эллен. И тут перед ним, словно видение, возникла Камилла, снующая между ними. Иеремия заставил себя отогнать эту мысль и гигантским усилием воли вернуться в столовую.

Они проболтали весь обед, а когда из большой гостиной послышались звуки музыки, исполняемой небольшим оркестром, Иеремия учтиво пригласил на танец Элизабет Бошан, но та заявила, что никогда не танцевала, и предложила Терстону пригласить ее дочь. Во время их разговора Камилла стояла поблизости, и Иеремии ничего не оставалось, как предложить ей руку, хотя он и чувствовал себя слегка неловко, танцуя с молоденькой девушкой. Положение было дурацкое, но смущенный и обрадованный Терстон понял, что у него захватывает дух – так он был увлечен ею. Иеремии приходилось бороться с ее очарованием, пока они кружились вдвоем. Он не отрываясь смотрел в ее бледно-сапфировые глаза.

– Вижу, вам нравится танцевать не меньше, чем слушать лекции о бизнесе...

– О да! – Камилла улыбнулась.

Ах эта южная красавица с огромными голубыми глазами!

– Я люблю танцы. – Ответ прозвучал так, словно она всю жизнь только и думала о танцах.

Иеремия едва не расхохотался в голос и не назвал ее маленькой шалуньей, кем она, судя по всему, и была.

– Вы прекрасный танцор, мистер Терстон.

Это искусство пришло к Иеремии само собой. Он всегда любил танцевать, но похвала девушки была ему приятна, поскольку прозвучала неожиданно. Он давно не чувствовал себя таким счастливым. Что случилось? Иеремия боялся признаться самому себе том, как его влечет к ней.

– Благодарю вас, мисс Бошан.

Увидев лукавые искорки в его глазах, Камилла тоже засмеялась, умудряясь быть и чувственной, и проказливой одновременно. Иеремии вновь пришлось бороться со своими инстинктами. Внезапно все остальное позабылось: Амелия, Мэри-Эллен... Сейчас он мог думать только об ослепительном создании, которое держал в объятиях. Когда танец кончился, он почти обрадовался. Лишь после прощального вальса Иеремия заметил, как мерцали свечи, ощутил головокружительный запах цветов, а потом вновь посмотрел в искрящиеся глаза Камиллы.