Поющие в терновнике - Маккалоу Колин

Отец Ральф поставил машину и пошел к дому, а с веранды уже сияло широчайшей улыбкой ему навстречу осыпанное веснушками лицо горничной.

— Доброе утро, Минни, — сказал он.

— Доброе утречко, ваше преподобие, да как же приятно вас видеть в такой славный денек! — Выговор у нее был самый ирландский. Одной рукой она распахнула перед гостем дверь, другую заранее протянула за его потрепанной, совсем не подобающей сану шляпой.

В просторной полутемной прихожей, где пол выложен был мраморной плиткой и поблескивали медные перила широкой лестницы, отец Ральф помедлил, пока Минни не кивнула ему, давая знак пройти в гостиную.

Мэри Карсон сидела в кресле, у высокого, во все пятнадцать футов от полу до потолка, раскрытого окна и, видимо, не замечала вливающегося с улицы холода. Густые волосы ее оставались почти такими же ярко-рыжими, как в молодости; на огрубелой веснушчатой коже проступили еще и коричневые пятна — печать старости, но морщин для шестидесяти пяти лет было немного — так, легкая тонкая сетка, словно на пуховом стеганом одеяле. Неукротимый нрав этой женщины угадывался разве только по глубоким резким складкам, идущим от крыльев прямого римского носа к углам рта, да по холодному взгляду бледно-голубых глаз.

Отец Ральф прошел по дорогому французскому ковру и молча поцеловал руки хозяйки; при своем высоком росте и непринужденности движений он это проделал с большим изяществом, да еще строгая черная сутана придавала всему его облику особую изысканность. Невыразительные глаза Мэри Карсон вдруг блеснули смущением, она едва сдержала жеманную улыбку.

— Выпьете чаю, отец Ральф?

— Это зависит от того, хотите ли вы прослушать мессу, — сказал он, сел напротив нее, закинул ногу на ногу, так что под сутаной стали видны брюки для верховой езды и сапоги до колен; в этих краях приходскому священнику иначе одеваться трудно. — Я приехал исповедать вас и причастить, но если хотите прослушать мессу, через несколько минут буду готов начать. Я вполне могу попоститься еще немного.

— Вы чересчур добры ко мне, святой отец, — самодовольно заявила Мэри Карсон, превосходно понимая, что и он, как все прочие, относится столь почтительно не к ней самой, но к ее деньгам. — Пожалуйста, выпейте чаю, — продолжала она. — С меня вполне достаточно исповедоваться и получить отпущение грехов.

На лице его не выразилось ни тени досады — здешний приход был отличной школой самообладания. Раз уж замаячил случай подняться из ничтожества, в какое он впал из-за своего слишком пылкого нрава, больше он такой ошибки не совершит. И если тонко повести игру, быть может, эта старуха и есть ответ на его молитвы.

— Должна признаться вам, святой отец, что я очень довольна минувшим годом, — сказала она. — Вы куда более подходящий пастырь, чем был покойный отец Келли, да сгноит господь его душу. — При последних словах в ее голосе вдруг прорвалась мстительная свирепость.

Отец Ральф вскинул на нее весело блеснувшие глаза.

— Дорогая миссис Карсон! Вы высказываете не слишком христианские чувства!

— Зато говорю правду. Старик был отъявленный пропойца, и я уверена, господь Бог сгноит его душу, как выпивка сгноила его тело. — Она наклонилась к священнику. — За этот год я неплохо вас узнала, и, надо думать, я вправе задать вам несколько вопросов, как вы полагаете? В конце концов вам тут, в Дрохеде, живется привольно: изучаете скотоводство, совершенствуетесь в верховой езде, избежали неустроенной жизни в Джилли. Разумеется, я сама вас пригласила, но, надо думать, я вправе и получить кое-какие ответы, как вы полагаете? Не так-то приятно услышать это напоминание — сколь многим он ей обязан, но он давно ждал часа, когда она сочтет, что он уже достаточно в ее власти, и начнет предъявлять какие-то требования.

— Конечно, это ваше право, миссис Карсон. Я вам бесконечно благодарен за доступ в Дрохеду и за все ваши подарки : за лошадей, за машину.

— Сколько вам лет? — спросила она без перехода.

— Двадцать восемь.

— Еще меньше, чем я думала. И все равно, таких священников, как вы, обычно не засылают в дыру вроде Джилли. Чем же вы провинились, что вас сослали в такое захолустье?

— Я оскорбил епископа, — спокойно, с улыбкой ответил он.

— И, видно, не на шутку! Однако, думаю, пастырю с вашими талантами мало радости застрять в таком вот Джиленбоуне.

— На то Божья воля.

— Вздор и чепуха! Вас привели сюда вполне человеческие слабости — и ваши, и епископа. Один только Папа Римский непогрешим. В Джилли вам совсем не место, все мы, здешние, это понимаем, хотя, конечно, приятно для разнообразия получить такого духовного отца, обычно к нам шлют неудачников без гроша за душой, кому смолоду была одна дорога — в священники. А вам самое место где-нибудь в высших церковных сферах, а вовсе не тут, с лошадьми да овцами. Вам очень к лицу была бы красная кардинальская сутана.