Сделайте погромче - Нестерова Наталья

Кажется, опять подташнивает. Нина наклонилась и, не вынимая бутылочку из пакета, сделала глоток.

– Ненавижу! – бросила Нине в лицо рядом сидящая женщина и поднялась. – Все загадили! В транспорте пиво хлещут, никого не стесняются! Чтоб вы сдохли, алкоголики проклятые!

Женщина пошла к дверям, на выход. Ей было примерно столько же лет, сколько Игорю и Тане. Блюстительница нравов излучала ненависть, от которой легко сгореть, обуглиться. Так бы с Ниной и произошло, если бы не полученная через короткое время большая доброта.

От чего зависит количество злых и добрых людей? Чем регулируется перевес этих качеств в нас самих? Общим благополучием общества, сытостью, чистотой жизненного пространства, традициями, правилами, внушенными в детстве, генетической расположенностью… Можно долго перечислять очевидные параметры, каждый из которых существенен, а все вместе они выглядят некрупно, как коллективный снимок великанов – все одного роста и никто гигантизмом не выделяется.

Нина отвлеклась на размышления о природе человеческой, и страшная проблема – негаданная беременность – слегка отодвинулась в сторону. Когда можешь думать о чем-то отвлеченном, главное несчастье ослабляет удавку на твоей шее.

Кстати, однажды, когда они с Сергеем шли по улице и увидели пьяного, валяющегося у обочины, Сергей приостановился, освободил руку, которой держал Нину за плечи, подошел к скрюченному на асфальте телу, потряс.

– Мужик, ты жив? Отрубился в кайфе или с приступом?

Это был бомж, от которого воняло нестерпимо. Потом и Сергей, оттащивший бомжа до лавочки, пах мерзковато. Нины зажимала нос и не подпускала Сергея, пока не проветрится, гундосила: «Зачем ты его трогал?» Сергей объяснил: его школьный учитель, мировой дядька, упал на улице в лужу, пытался ползти, перепачкался, замер. Прохожие думали – грязный алкаш, обходили стороной, перешагивали. Возможно, учитель все равно бы умер, доставь его в больницу вовремя или с большим опозданием. Но он точно не заслуживал того, чтобы валяться пять часов в грязи.

Сергей устроил бомжа на лавочке, потому что пострадал его учитель. Игорь и Таня предложили помощь, потому что знают мучения беременной. Необходим личный горький опыт, чтобы стать милосердным?

– Я знаю!

– Нет, я скажу!

– Я первый!

– А я первее!

– «Первее»! – презрительно воскликнул Шура. – Еще филолога из себя строила! Меня исправляла в русском. Сама говорить правильно научись. Слушай сюда!

– Куда «сюда»?

Двойняшки перебивали друг друга. Хотелось высказаться, дать ответ на вопрос, который мысленно задала себе мамочка.

Во внешней жизни ничего особенного не происходило. Мамочка пришла домой. Бабушка Эмма на кухне читала книгу. Предложила мамочке ужин. Услышав отказ, задала с надеждой на разговор вопрос:

– Как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, хорошо. Просто немного устала, пойду спать.

Бабушка Эмма, конечно, расстроилась, не удостоившись признания. Но мамочка вовсе не хотела обидеть бабушку Эмму недоверием. Мамочка действительно очень устала. Кроме того, еще не решила, кого посвящать в особенности своего состояния. Ее страшила перспектива признаться папочке, непредсказуемость его реакции. Точнее предсказуемость полярная – либо раздражение и досада, либо благородное мужское взваливание на собственные плечи ответственности за счастливые мгновения соития. Третьего не дано. По всем статьям, папочка казался мамочке благородным, то есть готовым подставить плечи и остальные части тела. Но по трезвой современной логике, папочка вовсе не обязан жертвовать личной свободой. Тем более что ему на шею садились сразу два ребенка.

Кто из них лишний, Шура и Женя благоразумно не обсуждали. Но у каждого имелось свое мнение.

Мамочка расстелила постель и легла. Смаривало. Как ни терзали ее сомнения, усталость и пережитые стрессы брали свое.

Она сейчас напоминала дедушку Клода. У него могли быть какие угодно неприятности: бабушка Хельда вторые сутки разродиться не может, у рабочих лошадей отлетели подковы, у свиней экзема, у детей оспа, камин чадит, крыша течет, налоги не заплачены, долги не получены, какие беды завтра принесет, неведомо, – а дедушка засыпает и богатырски храпит. Благодаря спасительным вопросам-мыслям: «Кому я завтра нужен полуживой? Кому станет проще, если я ночью тридцать трубок выкурю, два литра шнапса выпью и нервы в узел завяжу?»

– Ладно, уступаю, – протяжно зевнула Женя. – Говори, недоросль!