Такой чужой, такой желанный - Джоансен Айрис

В три шага Клэнси пересек комнату и обнял ее. Ладонью он держал ее затылок, прижимая ее лицо к своей груди. Он изнемогал от нежности и сострадания.

– Знаю, дорогая. Я знаю.

– Он был чудом! – Голос Лайзы был приглушен, но она продолжала говорить. Раз начав, она не могла уже остановиться. – Просто чудом! Я не заслуживала его. Я всегда была немного эгоистична и ни о чем не задумывалась, но мне все равно был дан Томми. Он был таким нежным и милым. И умным. Он был очень способным для своего возраста, все учителя говорили это. – Она вцепилась руками в рубашку Клэнси, отчаянно сжимая ее. – Я так любила его, Клэнси!

Он почувствовал, как сжалось горло.

– А твои сны? О чем они, Лайза?

– О Томми. Они всегда о Томми, и всегда одни и те же. Уже вечер, и я дома. Я счастлива. Я даже немного напеваю себе под нос, поднимаясь по ступенькам. Я должна укрыть Томми на ночь, я это очень любила делать. Он всегда такой чистенький и хорошенький после ванны… Но вот я открываю дверь, а Томми нет в комнате. Я не могу ничего понять, я вхожу и иду к кроватке. Кроватка аккуратно застелена и холодна. На покрывале – ни морщинки. И вот я гляжу на нее и осознаю, что теперь это всегда будет так. Что Томми уже никогда не будет здесь спать. Что я никогда больше не буду укрывать его или целовать на ночь, трогать его…

Клэнси укачивал ее, словно ребенка, физически переживая ее боль. Боже, чего ей все это стоит?

– Я бы на твоем месте, наверное, убил Болдуина, – хрипло сказал он.

– Я думала, что он страдает так же, как и я. Мартин никогда не проявлял к сыну особой нежности, но после того, как мы разъехались, он, казалось, изменился. Он стал водить Томми на прогулки, в зоопарк. А после аварии он казался таким… – Она помолчала, подыскивая слово. – Таким сломленным. И он так переживал из-за моей болезни. – Она растерянно покачала головой. – Ну, я даже не знаю…

– Он прекрасно понимал, что единственный шанс влезть тебе в доверие – это изображать такое же горе, как и у тебя, – мрачно сказал Клэнси. – Но сегодня он не казался особо подавленным сознанием вины.

– Да, правда. – Лайза не могла остановить слезы, ручьями текущие по щекам, но рыдания уже начали стихать. – Я просто не понимаю! Я не могу понять его.

– Ну что же, – хмуро сказал Клэнси. – А я как раз его прекрасно понимаю. – Неожиданно он поднял ее на руки и понес к креслу. – Но мне не хочется сейчас говорить о Болдуине. – Он сел в кресло и устроил ее у себя на коленях. Кончиками пальцев он легко поглаживал ее волосы. – Ведь и ты собиралась говорить о другом, правда?

– Конечно. – Она прижалась к нему щекой. – Я хочу говорить о другом.

– О Томми?

– Да. – Невероятно, но после всех этих лет молчания она действительно хотела говорить о Томми, как будто долго назревавший нарыв вдруг прорвался и боль просила выхода.

– Так расскажи мне. – Его руки с любовью обнимали ее. – Расскажи мне о Томми, Лайза. Я хочу узнать его.

И она рассказывала. Слова лились потоком. Лежа в его руках, почти шепотом, Лайза воссоздавала мир, который, казалось, навсегда для нее утерян. Конечно, это не было безболезненно. Слезы неоднократно начинали течь, а потом высыхали, часы проходили за часами, картины прошлого мерцали, становились реальными, затем опять угасали.

Клэнси молчал, слушая, и только его руки нежно гладили ее волосы.

Наконец слова иссякли, и Лайза затихла. Она замерла в его объятиях, опустошенная, измученная, но странно умиротворенная. Она не знала, сколько длилось это молчание, пятнадцать минут или час, но в какой-то момент нарушила тишину, прошептав:

– Спасибо.

Клэнси сжал ее еще сильнее.

– Не благодари меня. Томми – часть тебя, а ты поделилась им со мной. Это ты одарила меня. – Он помолчал. – Тебе теперь лучше?

– Да.

– Вот и хорошо. – Опять молчание. – Я никак не могу быть судьей в том, что случилось с Томми. Да я и не хочу, дорогая. Я только могу поделиться тем, чему я научился за эти годы. – Голос Клэнси слегка дрогнул. – Мне пришлось потерять немало людей, которых я любил. Я вел трудную жизнь, и потери были неизбежны. Но когда жизнь кого-то отнимала у меня, я старался использовать свое горе.

– Использовать?

Клэнси кивнул.

– Когда я теряю кого-то, я пытаюсь направить все мои воспоминания о нем и всю любовь на другого человека. Я понимаю, что это кажется немного странным, но я чувствую, что если я отдам кому-нибудь то, чем меня одарил мой умерший друг, то каким-то образом он тоже будет жить. У меня больше нет семьи, но зато много друзей в Седихане. Каждый раз, когда что-нибудь случается, я отдаю им больше любви, больше защиты, больше заботы. – Он поморщился. – На данный момент они должны быть просто завалены всем этим. Звучит немного странно, правда?